Крысолов или К вящей славе Божией

– Ну что ты! – отмахнулся Иннокентий. – Эти бараны не могут выбрать между красным и белым вином к ужину! А им было дозволено избирать городского правителя!.. Всё! Их время ушло! Ушло безвозвратно! Выбирать масло для уличных факелов и очерёдность очистки выгребных ям – вот, что теперь им будет дозволено! Вот, что отныне их должно заботить! Отныне и впредь!.. А Верховного Сенатора… Я полагаю, будет правильным – передать это право, право выбора городского правителя, вообще третьему лицу. Скажем, какому-нибудь уважаемому в городе синьору. Пусть это будет что-то типа бенефиция… Можно будет даже как-нибудь красиво назвать эту новую должность. Например… м-м… Посредник. Да! Дон Посредник! А что, по-моему, звучит. И вполне соответствует содержанию. Он будет именно посредником. Посредником между Святым Престолом и городской общиной.

– А… А зачем это всё, святой отец? Я имею в виду – к чему такие сложности?

Понтифекс с искренним сожалением посмотрел на своего секретаря.

– Ты, вправду, не понимаешь?

Хугулино с виноватым видом покрутил головой. Иннокентий вздохнул.

– Ну, хорошо… Скажи мне, где сейчас находится Бенедикт Карусхомо?

– Ну, как где. В городской тюрьме, на Капитолии. Лет пять уже, почитай, сидит… Если живой ещё, конечно.

– Ясно, в тюрьме… А где, скажи мне, сейчас Йоханнес Капбццио?

– Ну, там же. В тюрьме.

– Хорошо… А где, дорогой мой Хугулино, нынче обитает некто Йоханнес Пьерлёони? Уж не в той же самой тюрьме, на Капитолии, где и два предыдущих деятеля?

– В той самой, – капеллан хмыкнул. – Сказывают, они с Капоццио в одной камере сидят.

– Вот как?! – задрал брови понтифекс. – Два Йоханнеса в одной камере! Причём один из них в своё время посадил другого. Забавно! И как они? Глотки друг дружке ещё не перегрызли?

– Поначалу, говорят, чуть не каждый день дрались. А сейчас – ничего, мирно живут, вроде как даже подружились.

Иннокентий щёлкнул пальцами.

– Прелестный сюжет. Прямо-таки трагедия о превратностях судьбы. Достойна пера Эсхила… Так вот, я это к чему, брат Хугулйно. Как видишь, должность Верховного Сенатора в нашем городе чревата не столько почётом, сколько большими и малыми неприятностями, и не так уж редко приводит её обладателя в кутузку. И тот, кто возложит на себя обязанность выбора и назначения Верховного Сенатора на пост, неизбежно навлечёт на свою голову тысячи и тысячи проклятий от вечно недовольных горожан. Вопрос: зачем мне это надо?.. – Иннокентий выжидательно посмотрел на собеседника. – Ты когда-нибудь был в кузне, брат Хугулйно? Нет? Напрасно. Увлекательное зрелище. Особенно ежели кузнец сноровистый да умелый. Так вот. Когда кузнецу требуется разрубить заготовку или, скажем, сделать в ней просечку, он кладёт её на специальную подложку, на какую-нибудь бросовую железяку, чтобы не повредить зубилом поверхность наковальни… Надеюсь, ты теперь понимаешь, для чего мне нужны, как ты говоришь, «такие сложности», для чего мне понадобился этот бенефиций, эта должность Посредника?

Хугулйно широко, от уха до уха, улыбнулся и закивал.

– Понял, святой отец! Как тут не понять! Вы так наглядно всё объяснили – дурак бы только не понял. Вам нужна подложка на наковальню!

– Именно! – ткнул пальцем в сторону секретаря понтифекс. – Именно…

– И что, вы уже наметили кого-нибудь на эту должность?

Иннокентий покачал головой.

– Пока нет. Но склоняюсь к тому, чтобы отдать её в руки нашим заклятым друзьям. Орсини или Савелли. Пусть они грызут эту кость, пока не подавятся. Надеюсь, это послужит им малым утешением после провала на выборах… Кстати, я просил тебя составить новый текст присяги Верховного Сенатора. Ты сделал?

– Точно так, святой отец, – поклонился капеллан. – Текст готов. Принести?

– Да. Давай.

Хугулино нырнул за штору и тут же вернулся, неся перед собой исписанный лист бумаги.

– Вот, святой отец. Читать?

– Не надо, – понтифекс протянул руку. – Дай, я сам.

Он принял у секретаря документ и, бегло проглядев, небрежно кинул на стол.