Крысоловка

«Мужественность я унаследовал от него», – часто шутил Титус. У старика было много детей, он щедро делился своим семенем, но и об урожае заботился. Одним из отпрысков был отец Титуса. Он оказался единственным, кто пожелал забрать себе старый стол, который отполировал до блеска, оснастил новой фурнитурой.

Роза села за стол, в удобное офисное кресло на колесиках. И только тут обнаружила рамку над компьютером. Фото. На снимке какие-то люди на надувных плотах. Все в шлемах, смеются. Все, кроме одного человека. Ингрид. За ней – Титус с веслом в руке. Бодрый и спокойный.

Дожидаясь, когда запустится компьютер, выдвигала ящики письменного стола. Нашла бланки и конверты. На конвертах напечатано имя Ингрид. Имя и адрес. Сунула пачку конвертов в сумку. Еще нашла паспорта, и его, и ее. У Титуса в паспорте та же фотография, что и у Ингрид в бумажнике. Сделанная много лет тому назад. Выглядит таким знакомым, болезнь еще не сразила. Пронзительный синий взгляд…

Положила паспорт обратно в ящик.

Пролистала паспорт Ингрид. Между последними страницами – бумажный клочок Посадочный талон: эконом-класс, вылет в Барселону. Место 26А. Резким движением бросила паспорт к себе в сумку, к конвертам.

В среднем ящике обнаружился дневник В красной обложке, замочек в виде наивного сердечка. Расправила скрепку, колупнула сердечко, книжка раскрылась. По страницам бежал убористый, с наклоном, почерк Ингрид.

Была вместе с Титусом у доктора М. Похоже, положительно. Наверное, желчь ни при чем, у мамы были такие же симптомы. Т. подавлен и раздражителен.

Запись двухгодичной давности.

Перевернула страницу.

Чувствую себя использованной. Есть что обсудить. Честно пыталась пообщаться с JJ. Не получилось. Сейчас совсем одна, очень грустно.

И дальше, в сентябре 2005-го:

Т. и я ходили в оперу вместе с Агнетой и Стигом. Праздновали. На мне был новый коричневый костюм. Комплименты. Затем – ужин дома, с креветками и чудесным шабли. Люблю Т. до безумия.

Последняя запись сделана в этот понедельник:

Поеду, раз обещала. Не хочу, но сделаю, ради него. Поскорее бы вернуться домой.

Закрыла дневник, заперла на замок. И его тоже сунула в сумку. Мелодия внутри не умолкала. Монотонная, пилящая, от которой не избавиться.

Допила кофе. Подвигала мышкой. Компьютер совсем как у нее. Стиснув челюсти, создала документ и принялась печатать.

Ингрид

Пол грязный. Первое, что она рассмотрела. Светлые волосы, клубки пыли, потревоженные ее дыханием, прыснувшие в стороны, будто живые. Все еще день. В окно светило солнце, мощное, яркое, точно гигантский прожектор. Свет слепил, резал глаза.

Стол и диванчик. Нижний его край. Пара туфель у порога. Туфли Розы, оставила у двери в гостиную. Там они сидели в понедельник. Она и Роза. А сейчас какой день? Среда?

Боковым зрением углядела ковер в гостиной и ножки кресла, на котором сидела тогда. Вспомнила, как саднила натертая пятка.

Я к вам по просьбе Титуса.

Два бесконечных дня.

Как там Титус? А вдруг его уже нет в живых? Нет, не думать о плохом! Втянула в себя воздух, ноздри раздулись. Осмотрелась, выискивая, за что бы ухватиться. Чтобы преодолеть последний, самый сложный барьер.

Прямо перед ней лежал осколок белого фарфора. Вспомнилась крыса, и дыхание перехватило от страха. Ощупала пальцами край люка. Голова наполовину высовывалась наружу. Невозможное положение. Подняв повыше руку, оперлась об пол. Чтобы выбраться, надо подпрыгнуть. Оттолкнуться. И нужны две здоровые руки.

Столик под ногами качнулся. Успокоиться, подумать. Если бы только закинуть верхнюю часть туловища на пол! Как в кино. Там человек вылезал из полыньи. Ухватился за лед и подтянулся. Вцепился в багор.

И здесь как в проруби. Только хуже. Намного хуже.

Глаза стали привыкать к свету. Теперь она различала в окне проблеск неба. Голую ветку дерева. Услышала, как та двигается, будто машет ей.

Рывок – и ты на свободе.

Нет, все совсем не так. Не способна она на рывок. Даже цирковой акробат не смог бы выбраться из того положения, в котором оказалась она. Все было напрасно.

Нет! Не станет она мириться, не сдастся.

За окном раздался мелодичный щебет. Черный дрозд. Сидит на дереве и поет для нее, подбадривает. Всхлипнув, попробовала подтянуться одной рукой. Привстав на цыпочках. Не получилось. Так она лишь потеряет опору.

Вот она, застряла здесь. Как в ловушке. Голова торчит из дыры. Незащищенная, хрупкая – яичная скорлупка. Представила лицо Розы, когда та вернется. А вернется она скоро.

«Нет! – вскипело внутри. – Нет!»

Из горла рвался крик, полный отчаяния, досады на себя, на собственную никчемность, на вечный свой пессимизм.

Она совершила невозможное. И у нее почти получилось. Но теперь все кончено. Нужно просто признать поражение.

Звук заставил повернуть голову. Шорох по полу, серая тень. Пара неподвижных черных глаз. Смотрят в упор. От ужаса вмиг вспотели ладони, едва не потеряла контроль над собой. Ручка, ее оружие, ее защита. Забыла. Ручка осталась внизу, на столике.