Крысы

— Значит, ты не хочешь жить как все, предпочитаешь связаться с этим бездельником Сардером, с этим… с этим…

Девушка вскочила, ее нежное лицо покрылось румянцем, руки комкают русскую рубашку.

— Повтори, повтори, если только посмеешь, то, что сказала.

— Ах, ты фря этакая! — В припадке возмущения с дрожью в голосе бросила она слово, которое сдерживала в течение недель, месяцев, лет.

— Спроси-ка у твоего любовника, как умер старик-граф… да, да… спроси…

Она усмехается, сухим, упрямым, злым смешком.

— Самоубийство… рассказывайте другим…

— Ступай вон, сейчас же, ступай вон, Леони.

— Что!.. Графиня, супруга графа… графа… которого ощипали, как цыпленка, да еще убийцы…

Мадам Фессар подбоченилась,

— На каторгу, на каторгу твоего графа!

Она вся кипит. Достоинство супруги коммерсанта, благоразумие заботливой матери, удача в деле молодого Руссена, — все это придало ей за последнее время особую осанку. И она думала, что окружающие проникнутся к ней уважением. И вот девчонка дерзит ей, ей, когда сна по доброте душевной прилагала старания, чтобы просватать эту потаскушку за человека честного и с достатком.

И это благодарность?

Франсуаза подходит, сжав кулаки, словно собирается измолотить злое лицо соседки. Леони перепугалась, отступает к дверям и напоследок с узких губ срывается еще одно оскорбление:

— Кончишь тем же, чем Люси, любовница Руссена.

Непристойным жестом изображает она, соединив руки, раздутый живот.

— Та от этого подохла; и ты подохнешь.

Перед открытой дверью, около разъяренного чудовища, Франсуаза обретает обычное спокойствие. Голубые глаза ее сухи, как сух и ее гнев.

— Убирайся и больше не приходи, никогда, никогда.

Спустившись до половины лестницы, мадам Фессар кричит охрипшим от злости голосом.

— Я тебе это припомню, потаскуха…

Франсуаза разбита, плачет. Мысли кружатся вихрем, мешаются в голове. Она боится сойти с ума. Она изнемогает. Ее окружает ненависть, ненависть растет, смыкается над ней, душит ее.

Злая маленькая женщина измучила ее, Франсуаза не сдалась, скорее согласилась бы она умереть, чем уступить. Где найти защиту ее бедной больной голове? — единственная защита слезы на ресницах, волосы, прилипшие к щекам, руки, закрывающие щеки. Она безудержно плачет около швейной машины, мотков гаруса, манекена, черного и застывшего в своей наготе. С работой трудно; она готова работать иглой, не покладая рук, но в этом году заказчиков не густо, денег тоже не. густо, и ей приходится высчитывать каждый франк на еду, на покупку дешевой материи, из которой она мастерит такие изящные платья, что забывается низкое качество ткани. Она окружена уродливой мебелью, убогой, как вещи, полученные в премию за закупленные товары. Франсуаза не может сжиться с этой обстановкой. Горе, от которого рассыпались по щекам ее светлые волосы, от которого прижалась к спинке бархатного кресла ее крепкая грудь, горе ее переходит в протест. А ведь она устала, и далека от тех одиноких дней, когда она в смутном желании ласково и настойчиво призывала того, кто мог бы нарушить однообразие ее жизни, жизни бедной, мужественной девушки. Сейчас она совсем разбита, ей надо отдохнуть. Голос злой маленькой женщины — отзвук улицы, толков соседей — еще увеличивает холод, который уже несколько недель навис над ее любовью.

Она любит Жака, ее любовь растет, растет с каждым днем. Он не должен знать смятения, внесенного его появлением в ее сердце влюбленной девочки. Он не должен знать, что может сломить ее, возможно, он и сломит ее. Любовь Жака так же тяжела, как тяжела та борьба, которую он затеял.

Она тихо вытирает глаза уже намокшим пестрым платочком. Отбрасывает кудри с лица, но мужество не возвращается. Она следит взглядом за распушившимися воробьями, которые чистят крепкие носики и, устав от непрестанного движения, дремлют на крыше, пригретой солнцем.

По соседству, во дворе у столяра, скрипит циркулярная пила, дети кричат от радости, когда выигрывают в «классы», маляр, стоя на лесах, водит кистью и распевает.

Она устала, не думает больше о Жаке, она так устала… Она могла бы выйти замуж, ее посватал через Леони Фессар порядочный человек. Он — коммивояжер шелковой фирмы, бывает здесь два раза в год. Его небольшой автомобиль останавливается против столяра, и, уже много лет, он заходит к ней с предложением товара. Во время последнего посещения он пригласил ее на прогулку в авто и даже предложил прокатиться в Диепп, полюбоваться морем. Она ответила «нет», но на минуту заколебалась, уж очень искренним показался ей этот еще не старый человек, ласковый и вежливый, несмотря на свои мещанские ухватки.

«Да, он не осложняет жизни, продает свой товар, шатаясь по всей Франции. Хозяин им доволен и каждый год выплачивает ему хорошие наградные. Живет он в Париже, с матерью, у него есть сбережения, на которые он, когда женится, построит домик за городом».

Он даже сказал ей, что собирается в скором временя жениться, только бы повстречаться с женщиной ласковой, с женщиной домовитой. Потом он посмотрел ей в глаза.