Крыжовенное варенье (СИ)

Но… жесткий и воинственный Фридрих был кумиром Петра. Наследник этого не скрывал. Екатерина же прекрасно понимала, если будет действовать заодно со своим муженьком, никогда не добьется народной любви. А народная любовь — одно из главных условий в достижении новой цели. Она не упускала случая подчеркнуть, что никакого участия в приглашении Голштинцев не принимала, и даже была против оной затеи.

Чтобы чем-то себя занять, а заодно пореже встречаться с Петром, Великая княгиня задумала разбить в Ораниенбауме свой собственный сад. Однако супруг не выделил под затею ни клочка земли, — пришлось обратиться к князьям Голицыным, те охотно уступили сто десятин; заброшенных угодий, примыкавших к императорской резиденции.

Поначалу Екатерине помогал старый садовник Ламберти, повздоривший с императрицей и, как следствие, удаленный от столичных дворцов. Но он не столько работал, сколько болтал. За недолгие дни, проведенные с ним над цветочными клумбами, молодая женщина узнала все о своем будущем. Да-да, господин Ламберти утверждал, что предвидит многие события: восшествие княгини на престол, жизнь до глубокой старости, множество внуков, которых она успеет понянчить… Екатерине подобные «прогнозы», даже если они были сделаны из примитивного угодничества, согревали душу, она улыбалась, а старик воспринимал эту улыбку как усмешку и сердился: «Спроси у императрицы, я ей тоже царствование предрекал, сбылось ведь все».

Когда в Ораниенбаум из Летнего дворца приехал более молодой, энергичный Анклебер и подменил старину Ламберти, Екатерина обрадовалась:

— И как ты, Антрей, догадался, што мне помош понадобица? Или здесь, фсе садовники — профидцы?

— Если честно, Ваше Высочество, попал сюда случайно. Петр Федорович потребовали дополнительных лошадей. Я помог конюху их перегнать. — Анклебер не стал уточнять, что его попросила о том Татьяна: «Муж стал пить все чаще, как бы не растерял по дороге породистых жеребцов».

Анклебер подтащил ближе к клумбе длинные дроги с шестью деревянными ящиками. В одном находились белые махровые фиалки, в двух других — сиреневые и розовые, остальные были с черенками роз.

— Ваше Высочество, если хотите, чтобы от клумбы шло благоухание, то белые фиалки надобно высаживать ближе к краю. Светлые цветы — самые душистые.

— Разфе аромат сависит от цвета, а не от фита?

— И от вида тоже. Но, например, сравните две розы одного сорта: одну молочную, другую — алую. Если их сорвать, да приблизить к лицу, запах будет почти одинаков. А на расстоянии… Вы можете пройти мимо целой клумбы красных роз и едва ощутите их пахучесть, белые же покрыты ореолом благовония, который угадывается сажени; за две.

— Никогта не думала, что устройстфо сада — столь сложная наука.

— Сад, как и книга, — зеркало окружающего мира. Но в этом «зеркале» вы не найдете ничего злого и мрачного, все радует глаз, все преисполнено благими помыслами и располагает к философским размышлениям. Послушайте, экая здесь тишина…

Они оба замолчали. Но, вопреки ожиданиям, вместо всепоглощающей тишины, до слуха донесся задиристый собачий лай и какая-то тарабарщина, вперемешку с немецкими ругательствами. Звуки приближались. Уже через мгновение взору предстал растрепанный и испуганный граф Шварин, удирающий от любимца Ораниенбаумских обитателей Полкана. Шварину было уже почти шестьдесят. Он потучнел, обзавелся брюшком, хотя по-прежнему был весьма проворен. Когда пес подбирался на опасно близкое расстояние, Илья Осипович тыкал ему в морду своей резной тростью и орал:

— Злой! Злой пес! Мать твоя — сучка. Родила она тебя слепым, и света белого ты не видел! Не зри и меня!

— Полкан! Фу! — Анклебер хлопнул себя ладонью по бедру, и псина, оставив графа, послушно заковыляла к ноге садовника, правда, при этом все еще недовольно озиралась и ворчала.

— Петух! Мне срочно надобен петух! — Граф был взволнован и не мог сообразить, к кому лучше обратиться с подобной просьбой: к садовнику или Великой княгине.

— Сачем? — Екатерина решила, что вопрос адресован скорее к ней, Анклебер ведь заведует лишь растительной частью хозяйства, да и то не здешнего.

— С живого петуха нужно срезать гребень и мелко натереть, затем приложить к месту укуса, — собеседники пострадавшего поморщились. А Илья Осипович, в качестве объяснения, указал на разодранные кюлоты; и вздувшуюся под дырой царапину:

— Тертый петушиный гребень — самое надежное средство от бешенства.

— Бог с вами! Какое бешенство? Полкан совершенно здоров! — вмешался садовник, собака с благодарностью лизнула руку своего защитника.

— Почему же он на людей бросается?

— Не надо было ему палкой в морду тыкать, граф!

— Гаф! — подтвердил пес.

Екатерина решила перевести разговор на иную тему:

— Что фы такое кричали, Илья Осипофич?

— А что я кричал?

— Что-то, про «слого пса и его матерь»…

— А! Это старинное заклинание против собачьих укусов. Меня ему еще дед обучил.

Екатерина хмыкнула и поджала губки:

— И как, помокает?

— В детстве помогало!

-..?