Крыжовенное варенье (СИ)

Не смотря на холодное время года, тело Елизаветы Петровны слишком быстро разлагалось, и Позье потребовалось большое мужество, дабы приложиться к руке почившей императрицы.

Двери распахнулись. В зале появилась Екатерина Алексеевна, за ней — паж, несший корону, ту самую, что была заказана ювелиру. Императрица поднялась по ступенькам одра к самому гробу, встала у изголовья и попыталась надеть украшение на распухшую голову Елизаветы Петровны. Ничего не получилось. Тогда она сделала знак брильянтщику. Тот достал загодя приготовленные щипчики. Конструкция короны имела некоторую хитрость. Еремей Петрович предугадал возможные трудности и бордюр украшения сделал таковым, чтобы его легко можно было расширить, ослабив пару имеющихся внутри винтиков.

Была в этом украшении и еще одна уловка, которую, впрочем, не заметил никто из присутствующих. По обоюдному уговору государыни и мастера вместо драгоценных камней в золотой остов были вкраплены разноцветные стразы, — старые-то, утерянные, брильянты поди сыщи, а на новые в казне денег не осталось.

Наконец корона заняла положенное ей место. Екатерина Алексеевна еще некоторое время постояла над покойной, поправила ей волосы, обрамлявшие шею кружева. Потом опустилась на колени, в молитве. Среди фрейлин послышался шепоток. Позье уловил краем уха, что те с восхищением говорили о стойкости и скрупулезности, с которой супруга престолонаследника соблюдала все положения ритуала. Еще промелькнула фраза, смысл которой он пока не уловил.

— В тягости-то каково сей смрад вынести…

— Злоречия то.

— Есть примета, я не заблуждаюсь…

— Ну, а коли не заблуждаешься, так и помалкивай.

Х Х Х Х Х

В день похорон Елизаветы Петровны у нового императора было необыкновенно хорошее настроение. Петр нашел-таки себе развлечение даже на сем скорбном мероприятии. Новоявленный правитель нарочно отставал от катафалка саженей на тридцать, а потом, будто спохватившись, пускался догонять. На нем была надета черная епанча;, хвост которой несли старшие камергеры во главе с графом Шереметевым. Тучные, в возрасте, камергеры не поспевали, хвост вырывался у них из рук и красиво развевался по ветру. Эту забаву Петр повторял несколько раз. В конце концов, пришлось остановить процессию, дождаться, покуда подтянутся остальные и только потом возобновить шествие.

К Екатерине прибежал капитан гвардии, князь Михаил Дашков, муж ее подруги и соименницы, Екатерины Дашковой. (Та, кстати, была родной сестрой любовницы Петра Елизаветы Воронцовой, но не разделяла симпатий последней…) Капитан сказал:

— Ты боле русская, нежели он! Повели, мы тебя возведем на престол!

Екатерина не согласилась:

— Вздор! Тфое намерение — несосрелая весчь.

На самом деле слукавила. Это она сама пока не созрела для решительных действий. Куда ж грузной бабе драться за трон?! Выражение «в тягости», недопонятое Позье, означало очередную беременность Екатерины. Ребенок был от гвардейца Измайловского полка Григория Орлова, бабника и героя трактирных потасовок. Но государыне этот балагур был люб, да и ценен. У Орлова имелось четыре брата, все отменные воины. В безвыходной ситуации можно было положиться на их помощь. А при нынешнем состоянии вещей «безвыходной ситуации» следовало ожидать в любую минуту.

Став императрицей, она не желала рисковать, выставляя напоказ будущее материнство. Маленькая дочурка Анна, рожденная от Понятовского в 1758-ом, умерла в возрасте нескольких месяцев. Пока что Павел, признанный и воспитанный почившей правительницей, оставался очевидным преемником короны. Однако его положение было шатко. Во-первых, нового наследника могла родить государю и Елизавета Воронцова. Во-вторых, Петру, вырвавшемуся из-под теткиного гнета, не терпелось расторгнуть ненавистный брак, не хватало лишь хорошего повода. И пригульный младенец стал бы лучшим из возможных. Такой «повод» сделал бы развод оправданным и перед придворной знатью, и в глазах толпы. Как бы предвкушая развитие событий, Петр «забыл» упомянуть о сыне в своем первом манифесте, касаемом престолонаследия.

В срочном порядке в Россию из Гамбурга вызвали графа Салтыкова. Император лично говорил с ним:

— Сознайся, что моя жена родила от тебя. Тогда я смогу отстранить Екатерину и женюсь на Елизавете.

Петр зациклился на идее развода. Заодно с собственной он наметил разрушить и еще некоторые придворные семьи. Новые же свадьбы (их насчиталось двенадцать) предполагалось сыграть в один день. Для торжества заказали двенадцать роскошных кроватей…

План побега

Если брильянтщик Позье испросил у Петра Федоровича разрешения сделать заказ для его супруги, то Андрей Анклебер и спрашивать не стал. Просто, как и прежде, доставлял в покои Екатерины Алексеевны экзотические плоды. Более того, к ставшим уже привычными апельсинам да бананам, прибавились еще и финики, — результат очередных оранжерейных экспериментов.