Далее ехали молча. Обогнули дворец с правой стороны, по набережной Фонтанки объехали пристройку большого галерейного зала и придворную церковь. Чрез мост миновали Мойку. Вдоль набережной тянулись аккуратно постриженные по конической форме деревья, будто гигантские сахарные головы. Возле одной из них виднелась одинокая женская фигура в дымчатом платье, с гроздью сирени, приколотой к корсажу. У ног дамы крутилась белая собака.
— Императрица?! Вот так удача! Может быть, прямо сейчас к ней и подойти, лучший момент я вряд ли сыщу, — справедливо рассудил Анклебер. — Повезло тебе, Татьяна, ответ государыни из первых уст услышишь. Только сиди, здесь, не высовывайся! (А про себя добавил: «Даже ежели владычица взъярится».)
Садовник приказал кучеру остановить лошадей. Взял в руки корзинку с вареньем и, глубоко вдохнув, вышел.
Татьяна обомлела. Слова бывшего возлюбленного она растолковала по-своему: «Не высовывайся!» — боится, что я его выдам, вместе с его бунтарским сообществом. А может, наоборот, не молчать, может броситься пред матушкой-заступницей на колени, открыть ей всю правду? Чувство преданности законной правительнице и заочной «другине» теснилось в ее душе с остатками привязанности к любимому мужчине, отцу ее ребенка. «Бунтовщик» тем временем приблизился к Екатерине.
— Ваше Величество! Вас послала сама судьба!
— Што такое? — дуги бровей в удивлении поползли вверх.
— Одна особа, за невнимательность к оной вы меня некогда совершенно справедливо отчитали, и которой вашей щедрой милостью было даровано право получать ежедневный провиант от царского двора, шлет вам поклон, — Анклебер согнулся до земли. — И маленькое подношение, — откинул белую тряпицу, достал банку, покрытую промасленной бумагой. — Да нижайше просит не гневаться на нее и на меня за подобную дерзость.
Без сомненья, момент удачный, — самодержица не то что не разгневалась, но, напротив, просияла:
— Спасибо! Я не менее рада нашей нечаянной фстрече. Не соизволишь ли испить зо мной чаю? Отпусти кучера.
Садовник изумился предложению и на миг задумался, как поступить с Татьяной. Проницательная государыня обратила внимание на сие замешательство, повернула голову в сторону кареты. Занавеска в окне дернулась. Екатерина Алексеевна просияла еще пуще:
— А где же сама женщина, которая перетает мне презент?
Тут уж и Анклебер запунцовел, от смущения:
— У меня в карете дожидается.
— Приведи ше ее сюда. Испьем чаю втроем, — и, дабы объяснить свое панибратство, хитро сощурившись, примолвила. — Я ведь знаю, где ты сейчас был!
Татьяна все слышала. «Нет, не даром я молилась ангелу-хранителю, не оставил он меня в трудную минуту. И государыню не оставил. Императрица в курсе заговора! Но, коли так, почему она ласкова с садовником? Почему не велит его схватить? Али стража далеко, не услышит?» И тут ее прошибло холодным потом: «Батюшки, да Катерина Алексеевна считает меня его сообщницей! А чай пить зовет, потому как мнит, будто варенье — отравлено! Думает, мы в последнюю минуту откажемся его пробовать, чем себя и выдадим.»
Женщина колобком выкатилась из кареты и бухнулась самодержице прямо в ноженьки:
— Не вели казнить, благодетельница! Никакого злого умысла в себе не ношу! Напротив! Ежедневно и всенощно молюсь о здравии и процветании Вашего Величества!
Императрица расхохоталась до слез.
— Так уш и всеношно! А почиваешь-то когда, красафица? Ну, вставай, вставай с колен, мне и впрямь поговорить надо, не до аффектов тут…
«Не поверила! — поняла Татьяна и грустно поплелась следом. — Ну, знать, судьба такая! Убегать уж поздно.» Ее уныние прочувствовала белая борзая, подбежала. Заглянула в опущенные глаза и в утешенье лизнула руку.
Анклебер же вел себя на зависть спокойно:
— Если не секрет, откуда Вашей светлости известно о нынешнем собрании?
В ответ лукавое молчание.
— А, понимаю! То, должно быть, граф Григорий Орлов проболтался?
«И Орлов с ними? Поговаривают, Петра-то как раз он свергал. Неужто теперь против своей любы выступит?»
— Расскажи Андрей, кто акромя тебя да Гриши яфился?
— Барон Черкасов, граф Роман Воронцов. Среди людей ученых: философ Теплов, химик Леман, ботаник Фалк…
«Что ж он ей прямо-таки всех и закладывает!»
— Ошень важное дело затеяли. Молодцы! Еще батюшка Петр I полагал, што нашу экономию надобно приводить в лучшее состояние, и это будет главное средство к приращению народного благополучия.
Последнюю фразу Татьяна от волнения не разобрала. Но это и не главное. «Катерина Алексеевна, должно быть, просто время волынит, пока до дворца дойдем, где стража, где нас схватят. А коли хвалит Андрейку, так, значит, насмехается».
— Мы уж и план, устав продумали. Недельки через три доработаем окончательно, а там и Вашему Величеству на утверждение представим.