Крыжовенное варенье (СИ)

Снова голубоватый фон и «delete». Снова пальцы застучали по клавишам:

«Вот он, загадочный год с тремя нулями. Только начался, а уже полон сюрпризов. Странный год, второе тысячелетие вроде бы позади, а третье еще не наступило.

Сегодня среди участников на программе был Витька Соловьев. Отличник и умница, самый красивый мальчишка в классе. Все девчонки по нему сохли. И я не исключение.

Он меня, конечно, не узнал. Ведь за одиннадцать лет, прошедших после школы, я не только повзрослела, но и превратилась из брюнетки в блондинку, нацепила на нос очки и остригла косу. Я сама к нему подошла после съемок. Предложила посидеть, поболтать в местной кафешке. Он вначале никак не мог привыкнуть, что я — это я, даже на «вы» меня называл.

Рассказал, что окончил педагогический, преподает детишкам природоведение в нашей бывшей средней школе. Живет с родителями в двухкомнатной квартире.

В общем-то, бывший дамский сердцеед и нынешний любитель васильков да лютиков, Виктор Соловьев оказался заурядным ботаником. Простофилей. Ни разговор поддержать не может, ни девушку как следует соблазнить.

В кафешке все время зыркал по сторонам. Глаза вспыхивали, когда натыкались на знаменитых телеведущих. Таким же огненным взором он одаривал и меня.

После первых двух бокалов «Мортеля» я предложила выпить «на брудершафт», после чего, как положено, чмокнуться и называть друг друга на «ты», словно в старые добрые времена. И Соловьев предложение принял, заметно раскрепостился, в дополнение к ритуалу даже положил руку на мое плечо.

На «вы» он снова перешел чуть позже, когда решил расплатиться за коньяк и увидел счет. Но я соврала, что для сотрудников телецентра здесь скидка, взяла счет и пошла с ним к стойке бара. Конечно же, он не заметил, какие купюры я доставала из кошелька.

Он брал меня за руку, краснел и мямлил нечто про то, что он мне не пара, что я «столичная штучка» и «почти телезвезда»… Мы сделали десять кругов вокруг Останкинского пруда. А когда я окончательно замерзла, то сама предложила ему: «Поедем ко мне?»

Я не чувствовала, что навязываюсь. Наоборот, в его глазах читалось такое обожание, что отправить Виктора в гостиницу одного было бы верхом садизма.

Он целовался со мной неумело, как пацан. В десятом классе, когда я застукала их с Танькой в раздевалке, у него были куда более ловкие движения. Нельзя сказать, чтобы я получила большой кайф, но определенное чувство удовлетворения, безусловно, есть. Что ж, теперь из моего выпускного плана (я написала его 1 сентября в десятом классе) остался невыполненным только один пункт:

*Стать знаменитой.

Признаться, с выполнением первого пункта, «Закрутить роман с В.С.», я изрядно затянула, пришлось ждать одиннадцать лет, да и романом то, что произошло накануне, назвать можно с бо-ольшой натяжкой. Что ж, судя по темпам, второй пункт я не выполню никогда… И вообще, главные ценности в моей жизни давным-давно поменялись. Я уже отнюдь не наивная десятиклассница…

Да, кстати, Соловьев-то в «Волшебный ларец» проиграл. Засыпался уже на третьем вопросе. Ему достались лишь утешительные призы: фирменные майка, кепка с эмблемой передачи. Ну и я, разумеется, тоже».

Ограбление и непрошенная гостья

Х Х Х Х Х

Подходя к подъезду, Ольга по привычке сунула руку в карман. Ключей не было. Уходя утром на работу, она оставила их Виктору. Гостиница у него была оплачена только до двенадцати дня, а поезд уходил в шесть вечера, вот девушка и предложила переждать у нее дома. Ключи Виктор должен был отдать соседке Матильде.

Возле подъезда стояла милицейская «семерка». На скамеечке около двери, как всегда, сидел местный алкоголик Лаврон. Было это настоящее его имя или кличка, Ольга не знала. Как не знала и номера квартиры, в которой он живет. Но Лаврон был непременным атрибутом подъезда. Казалось, он даже спит на лавочке. Во сколько бы ни уходила Лобенко на работу, во сколько бы ни возвращалась домой, мужичок всегда был «на посту».

Прошлой весной Ольга взяла двухнедельный отпуск и укатила в Египет. Вернулась вся шоколадная, такси привезло ее из аэропорта в шесть тридцать утра. Она выходит из машины, а на лавочке — Лаврон, в два раза чернее ее… Ольга ему даже позавидовала: никаких проблем у человека, с утра до вечера балдеет под сорокаградусную, свежим воздухом дышит да на солнышке нежится, не жизнь — сплошной курорт. «Нервная система у него должна быть прочнее альпинистского троса», — схохмила она тогда. Но сейчас вид у подъездного «сторожа» был, мягко говоря, какой-то затравленный. Он сидел нахохлившись, вязаная шапочка набекрень, старая шинель нараспашку, одна полосатая варежка была надета на правую руку, другая валялась под скамьей.

— Прикинь, соседка, в нашем тихом омуте черти завелись! Обра… огра-а-бление! — слова Лаврону давались с трудом. — Менты меня добра… допрашивали: кто вхо-о-одил, кто выхо-о-дил, — подъездный «сторож» приподнял в руке бутылку «Русской», — вот стресс сни-и-имаю.

— И в какой квартире ограбление? — Ольга подняла его варежку, положила на сиденье.

— Однобомбатую, на чебвертром… на че-е-твертом…