«…Заканчивается весенний период строек… Наконец сбита ледяная кора послевоенной экономической разрухи… Мы выровнялись с уровнем довоенной экономики. Но ведь не этот уровень был нашей целью в революции! Более того, задержка на этом уровне означала бы крушение наших надежд. Мы уже давно видим другие небеса и другую землю. Лето и плодоносящая осень нашего строительства еще впереди… Здесь, на земле Советского Союза, мировая экономика вершит великую историческую перемену — переход к обобществленному хозяйству, социализму. Это — великий качественный сдвиг, ради которого принесено миром трудящихся столько тяжких жертв. Борьба за такой качественный сдвиг ведется — об этом уже никто, не спорит — под знаком борьбы за плановое хозяйство…»
Он писал о необходимости нового плана — перспективного, Генерального плана народного хозяйства, о скорейшем втором издании плана ГОЭЛРО, оплодотворенном обильнейшим фактическим материалом. Только перспективный план даст возможность избежать тех ошибок, просчетов, о которых так любят говорить враги. Да, просчеты были. Мы брали динамику развития той или иной области хозяйства до революции и экстраполировали данные на наше время. Этого нельзя делать! У нас совсем другой мир — более энергичный и динамичный. Была ошибка — не учли продналог, не знали, как учесть. Сейчас это устранено. Была ошибка — недооценивали роль хозрасчета, считая его временной мерой. Сейчас хозрасчет — основа планов.
Немало было ошибок, но все они были сделаны людьми действия, все они были исправлены творчеством масс.
На съезде Струмилин делал доклад о «пятилетней перспективной ориентировке Госплана СССР», пока еще робком эскизе будущей пятилетки. Впервые, кроме контрольных цифр на год, была предусмотрена разработка пятилетнего перспективного плана развития народного хозяйства. По лестницам контрольных цифр страна подтягивалась к первой пятилетке.
Тогда это слово многие услышали впервые.
Кржижановского спрашивали: почему именно пятилетка? А не трехлетка? Не семилетка?
Он снова и снова объяснял: здесь не было магии цифр. Пять лет — средний срок крупного строительства. Строительства крупного завода, крупной электростанции. Пять лет дают возможность выявить среднюю урожайность.
Это был простой хозяйственный расчет, поиск целесообразности. Кржижановский определил задачи пятилетнего плана так: организация внутреннего рынка, строительство хозяйственного комплекса, который обеспечил бы и оборону, и дальнейший хозяйственный подъем «своею собственной рукой».
В Госплане началась прикидка первых вариантов пятилетки. Они были неудачны. Незначительное число натуральных показателей, конкретных объектов строительства. Слишком много статистики, мало полета. Недооценка возможностей социалистического государства. Минимализм. План был отвергнут. Отвергли и попытки максималистского, явно нереального плана.
В декабре 1927 года XV съезд партии обсудил директивы по составлению пятилетнего плана развития народного хозяйства — плана первой пятилетки. Выступил Кржижановский. Он сказал, что «обходные маневры» Госплана окончены. Плановым руководством охвачен весь государственный сектор, опробовано регулирование мелкотоварного хозяйства, имеются значительные успехи в изучении экономики страны. Съезд одобрил план.
Новый пятилетний план был четко продуман. Индустрия, транспорт, сельское хозяйство в соответствии с законами плановой науки, только еще открываемыми, развивались в заранее определенных целесообразных пропорциях, неведомых стихиям рынка. Идеи социалистического строительства, заложенные Ильичем, получали в этом плане материальное воплощение.
Многим эти пропорции были не по душе. Вскипали противники: слишком велики темпы индустриализации. Сколько можно энергетики? Сколько можно этих тяжелых станков-гигантов, заводов, полных гремящего железа и огня? Почему не текстильная промышленность? Почему не сельское хозяйство? Не нужно зажимать частников.
(Весна сменялась весною, и обновлялся жизни ход. Победоносной чередою за годом Октября шел год. Не миновали нас печали, нелегок был наш переход; от старых берегов отчалив, не всяк до новых доплывет…)
Да, мир изменялся, но многие его лики казались неподвижными. Однажды Глеб Максимилианович решил пройтись с Зинаидой Павловной по Кузнецкому мосту. Они шли по старой московской улице. Вывески здесь с прежних времен сменились. Вот «Коммунар», но напрасным делом было бы заходить сюда не то что комсомолке, но и жене председателя Госплана. «Коммунар» заменил французские лавки, вместо немецких бисквитных распространяют ароматы кофе кооперативные кондитерские. Медленно сдает свои позиции Кузнецкий мост. По обеим сторонам улицы — лучшие ткани, роскошные, тонкой кожи дамские туфельки на хрустальных подставках, французские духи, каскады «шелк-полотна туркестанского» смешиваются с «индиго заграничным» и «коверкотом английским» и отражаются в тяжелых зеркалах витрин. Изящество, роскошь.
И вдруг, словно сигнал из другого мира, из другой жизни, в витрине рядом с пудрой, замшей, лайкой, простая красная косынка.