Кржижановский

— Вы видите теперь нашего врага и повадки его. Это вероломный зверь, для которого нет ничего святого. Только силой можно унять его. Все силы — на разгром фашистского зверя. Товарищи! Отдадим все свои знания и опыт делу уничтожения фашизма.

Митинг был коротким. Сотрудники расходились по своим лабораториям, прикидывая: как можно использовать в войне свой опыт и знания? Искренне завидовали «таинственным» лабораториям № 1 и 2, которые наверняка уже внесли свой вклад в дело обороны. И все думали: что теперь будет с институтом? Нужны ли будут их исследования? Не лучше ли на фронт, к оружию?

Правительство распорядилось иначе. ЭНИН, как и большинство институтов, решено было сохранить. Это была частичка мозга страны, той интеллектуальной силы, которую нельзя заменить никакой другой. Институт был переведен в Казань. Вскоре началась эвакуация, и Кржижановские, заперев свой дом, простились с ним.

— Неужели навсегда? — плача, спрашивала Зинаида.

— Мы выдержим и победим, — говорил Глеб Максимилианович, — другой народ, может быть, и не выдержал бы. Но мы выдержим. Ты вспомни девятнадцатый и двадцатый годы — как страшно было, что погаснет жалкий огонек жизни, — а он не погас, разгорелся. Так и теперь будет.

В Казани разместились в помещениях университета.

Приезжающие сначала останавливались в большом актовом зале, где отец когда-то защищал кандидатскую диссертацию. Теперь здесь, во всю ширину зала, были расставлены кровати. Постепенно обитатели зала покидали его, уплотняя местных жителей. Ночью в Казани было уныло — действовали законы затемнения.

Разместились в общем удачно, хотя теснота была страшная — здесь было множество организаций и даже президиум академии. Выяснилось, что впопыхах не взяли кое-какого оборудования, необходимого для работы. Остро ощущалось отсутствие институтской библиотеки. Нужно было организовать доставку оборудования из Москвы.

15 августа Глеб Максимилианович вместе с сотрудниками ЭНИНа Телешовым, Рамзиным, Худяковым, Костериным пошел в Казанский горком партии. Его доклад был по-военному короток:

— Энергетический институт Академии наук СССР приступил к работе в городе Казани. Коллектив сотрудников считает себя мобилизованным и готовым оказать помощь электростанциям и предприятиям города Казани и всей республики.

Сотрудники академии начинали привыкать к новому месту, обживаться. Нужно было превращать этот край в мощную военно-промышленную базу страны и мобилизовать на это все ресурсы.

Как-то Глеб Максимилианович простудился на октябрьском резком ветре, слег. Рано утром к нему пришел Худяков. Он подсел к постели, поинтересовался здоровьем, рассказал о делах и наконец спросил о том, что больше всего беспокоило:

— Отстоим Москву?

Глеб Максимилианович не удивился вопросу, слушал внимательно, потом сказал тоном абсолютной и непоколебимой уверенности:

— Не падай духом. Да, положение тяжелое. Враг подошел близко. Начало войны не в нашу пользу. Большие потери. Немцы под Москвой. Но я твердо убежден — я много думал об этом — фашизм не может победить. Чем дальше они проникают в глубь нашей страны, тем скорее выдохнутся и погибнут. Советские люди, что бы ни случилось, никогда не покорятся врагу и разгромят его.

Много было сделано для поднятия местной энергетики и промышленности. Разработали перечень неотложных мероприятий по повышению уровня энергоснабжения и топливоснабжения основных промышленных центров Башкирии. Спроектировали небольшие гидростанции для равнинных рек. Электрики занялись вопросами грозозащиты необычных объектов. Как, например, защитить от удара молнии аэростат воздушного заграждения? Да еще втиснуться в требования военных, в злосчастные 12 килограммов? Да не нарушить устойчивости аппарата, не ухудшить его аэродинамических характеристик? Уложились, сделали. Война. На испытательном полигоне в защищенный эниновцами аэростат ударила сильная, широкая молния — и аэростат выдержал!

Научились защищать от ударов молнии нефтяные озера.

Разработали ускоренный способ сушки порохов, способ необычный: порох сушился при температуре 250–300 градусов. Создали новый тип «зажигалки», или зажигательной авиабомбы, предназначенной для сбрасывания из кассет самолетов на танковые и автомобильные колонны противника. Старший научный сотрудник Г. Н. Худяков трижды выезжал на фронт для опробования нового оружия, для оценки боевых характеристик бомбы. Однажды его самолет подбили, и он пролежал два месяца в госпитале. Потом снова фронт, снова самолет и новая катастрофа: они уже возвращались на базу, когда отказали моторы. Скоростной бомбардировщик быстро и неудержимо приближался к земле. Шансы на спасение были мизерные. Худяков — выпрыгнул без парашюта в нижний люк передней остекленной кабины. До земли оставалось примерно полкилометра…

Его нашли через шесть часов в снегу, в крови, рядом с обломками бомбардировщика и горелой черной землей. Худякова обнаружил путевой обходчик станции Сырт. Худяков оказался жив, слабо стонал. Но нетранспортабелен — все тело было перебито. Вызвали паровоз с вагоном, с трудом уложили, доставили в Оренбург.