Кржижановский

На нетвердость теоретических позиций самих руководителей и обратил в первую очередь внимание Старик, когда он познакомился с группой. Борьбу с народничеством нужно было начинать отсюда. Поэтому-то он, видимо, и устроил чтение рефератов, это был своеобразный педагогический прием — взгляды, представления и ошибки каждого на ладони, их можно увидеть и исправить. Столь же глубокими и правильными показались Глебу и другие реформы, произведенные в организации Стариком: каждый должен был теперь давать отчет перед товарищами о своей пропагандистской работе в рабочих кружках, докладывать о работе среди студентов, о контактах с другими организациями.

Это все было сравнительно безболезненно, легко и даже с энтузиазмом воспринято. Сложнее было другое. Старик не упускал случая повторять, что революция — это не игра в бирюльки, она требует полной отдачи и отказа даже от самых естественных радостей, отвлекающих от нее или просто мешающих ей. Он категорически отвергал «обывательские», по его словам, хождения друг к ДРУГУ, неделовую и неконспиративную переписку, много выговаривал друзьям за неосторожное поведение, способное привести к провалу. (Он один, видимо, представлял себе в полной мере истинные масштабы российской слежки и шпионажа; другие просто не могли вообразить ничего подобного.)

Он учил их шифровать, причем не по тем примитивным системам, которые известны всему миру и употребляются даже детьми, но по системам изощренным, практически не поддающимся расшифровке. Последнее оказалось истинной правдой, в чем они сами убедились, когда, потеряв шифр, пытались прочесть свои учебные шифровки.

Он запрещал использовать в разговорах и переписке настоящие имена, и революционеры после некоторого сопротивления привыкли упоминать «Землянику» вместо Старкова, «Суслика» — вместо Кржижановского, «Минина» — вместо Ванеева, Пожарского — вместо Сильвина, «Тяпкина-Ляпкина» — вместо Ульянова. Стали осторожнее, реже собирались, не ходили большими группами.

Старик, сохраняя строгие принципы конспирации, стал расширять контакты, нащупывать союзников. Протянулись ниточки к другим городам. Старик хотел, чтобы всем был ясен высокий теоретический уровень группы, и сотрудничал в издании сборника «Материалы к истории нашего хозяйственного развития», где дал статью под именем Тулина, он завязал связи с группой «Освобождение труда», завел переписку с Аксельродом, позже познакомился с Плехановым. Группа становилась известной, популярной, влиятельной. Она превращалась в настоящую организацию. «Ученики», как они, учась у Маркса, называли себя, выходили на широкий простор непримиримой и организованной борьбы, уже в ноябре 1895 года заложив основы «Союза борьбы за освобождение рабочего класса».

Он учил их переписке точками над буквами — в книгах и «химией» — между строчками писем. Рассказывал, как нужно заметать следы при посещении рабочих квартир, как проводить филеров, быстро заходя за угол, ныряя в первую дверь, проходя проходным двором, как менять вагоны конок, как подставлять вместо себя другого человека, похожего. Он предостерегал против громких разговоров дома и на улице, против забывания где-либо своих вещей, книг, записей, не говоря уже о нелегальщине. Категорически возражал против описания в письмах особенностей конкретных людей, по которым в случае необходимости их можно было бы опознать, призывал не делать в письмах прозрачных намеков и всегда помнить о том, что в охранке сидят достойные соперники, умные люди, многие из которых сознательно преданы режиму. Он предусматривал возможность проникновения в их среду провокаторов, призывал быть осторожнее с новыми знакомыми, тем более с теми, чья инициатива привела к знакомству; организация, расширяясь, укрепляя связи с рабочими, становилась все более неприступной и живучей.

Старик призывал тщательней хранить нелегальную литературу и документы, продумывать конструкцию изощренных тайников. Он завел систему «наследников», в качестве которых были избраны наиболее «чистые», свободные от слежки, совершенно нескомпрометированные товарищи. Хранителем связей на случай провала назначена была Надя Крупская, учительница воскресной школы.

Нужно сказать, и Глеб вполне отдавал себе в этом отчет, что новые реформы не всем революционерам пришлись по сердцу. Степан Радченко тоже был сторонником конспирации, но считал, что для соблюдения безопасности организация не должна быть ни слишком широкой, ни слишком активной. Он протестовал против перехода от пропаганды к агитации, утверждая, что, как только организация обнаружит себя, как только о ней узнают многие, провал неизбежен. Его поддерживал Герман Красин, у которого к деловым соображениям примешивалась и ревность. Его задевала быстрота, с которой революционеры повернулись от него, прежде признанного лидера, к новому, еще так мало знакомому пришельцу.