Тут Мечталка со старой облысевшей шкурой прибегает. Шкуру на
носилку натягивают. Я мозгую и понимаю, что опять глину таскать будут.
Кличу Хвоста, объясняю задачу, и мы идем за камнями. С нами Верный Глаз
увязывается.
Наломались к полудню, аж спина болит. Я Ксапу в сторону отзываю,
отчитываю.
- Ты зачем всех девок с тремя полосками работать заставляешь? Мало
им от охотников достается? Не ожидал я от тебя.
- Клык, миленький, они сами нам помочь пришли. Хочешь, у Мечталки
спроси.
Смотрю, девки и на самом деле веселые. Улыбаются, перешучиваются на
своем языке, мне глазки строят. Туна попкой виляет, дразнится. Ксапа машет
над головой руками и кричит:
- Кончай работу! Перерыв на обед!
Оказывается, пока мы камни да глину таскали, бабы мяса нажарили на
всех. Фантазер делит, куски раздает. Все вместе едим, досыта, и девки
с тремя полосками тоже. Перешучиваемся. У Ксапы опять жир аж с локтей
капает. И физиономия - где в глине, где в саже, а где жиром измазана.
Когда по-человечески есть научится?
Не успели доесть. Головач со своими охотниками возвращается, на
носилке Баламута несут. Баламут со скал сорвался, ногу сломал. Ох,
нехорошо сломал... Моя как разобралась, что к чему, лицом каменеет,
хриплым голосом командует. Мол, туда положите, то-то и то-то принесите.
И ведь все слушаются. Головач своим кивает, чтоб подчинялись.
Ксапа первым делом руки в ВОДОПРОВОДЕ моет. Потом штаны с Баламута
срезает. На баб, что хихикать вздумали, так зыркает... Те сами убегают.
Я смотрю, у Баламута кости в двух местах точно сломаны, может, в трех.
Но наружу обломки нигде не торчат. Это хорошо. А моя уже свою одежку ножом
кромсает.
Тут меня Мудр отзывает. Головач у него спрашивает, знает ли Ксапа,
что делает. Вот он Головача ко мне пересылает. А я что - знаю?
- Посмотрим, - говорю. - Роды принимать умеет. Хуже все равно не
будет.
Баламут ревет диким голосом. Самые сильные бабы его к земле
прижимают. Из-за них не видно, что Ксапа с его ногой делает. Головач
волнуется, в руках копье вертит. То вскочит, то снова сядет. Мудр его
удерживает, говорит, без него лучше разберутся.
Долго разбираются. Бабы кругом толпятся, ничего не видно. Наконец,
Ксапа раздвигает их, идет к ВОДОПРОВОДУ руки мыть. Руки почему-то в глине.
Мудр ее зовет к нам. Подходит умытая.
- Что скажешь? - спрашивает ее Мудр.
- ШИНЫ, ГИПС наложила, последнюю ТАБЛЕТКУ ОБЕЗБОЛИВАЮЩЕГО дала. А
дальше - как повезет.
Вижу, у нее вдруг подбородок дрожать начинает. Опять плакать
собралась. Рядом сажаю, к себе прижимаю. А дальше - как всегда. Слезы в
два ручья и половина слов непонятна. Что без одежки осталась, теперь
ходить не в чем, мы понимаем. А что она с ногой делала - нет. Позднее от
Мечталки узнаем.
Ксапа ногу своими одежками оборачивает, кости вправляет, палочками,
обмазанными глиной обкладывает, поверху кожаным ремнем обматывает,
сверху глиной обмазывает. Я понимаю, что ничего не понимаю. От Ксапы
добиваюсь только, что перелом сложный, а она ни разу на живом человеке
не СТАЖИРОВАЛАСЬ. Их на ТРЕНАЖЕРЕ гоняли. ТРЕНАЖЕР - это МАНЕКЕН такой.
А тут она переволновалась, все неправильно делала, теперь у парнишки нога
может криво срастись. Это потому что у нас ни РЕНТГЕНА, ни ТОМОГРАФА нет.
Даже ГИПСА нет. А как ГИПС накладывать, если его нет?
Вы много поняли? Я - нет. А Головач понимает главное - умирать
Баламут пока не собирается. Идет парнишку поздравить. Тот на земле лежит,
шкурами укрытый. Бабы в вам не дают перенести, пока глина, которой Ксапа
ногу обмазала, не подсохнет.
Раз Баламута перенести нельзя, Мудр советует вам перенести. Головач
так и делает. И очень правильно, потому что ночью дождь идет.
А Ксапа трех девок-степнячек к Баламуту приставляет. Чтоб одна
из них обязательно рядом сидела. Кормила, горшок выносила. Баламуту
строго-настрого запрещает ногу тревожить.
Баламут как узнает, что ему три десятка дней точно пластом лежать,
а дальше - как получится, кричит, что лучше б ему вниз головой с той
скалы упасть. Ксапа глаза щурит, да такую оплеуху отвешивает, что у
Баламута все слова из головы вылетают. Молчит, глазами лупает. Что потом,
мы не знаем, потому что Ксапа всех из вама выгоняет, долго о чем-то с
Баламутом говорит. Но Баламут веселее на жизнь смотрит. И даже перестает
ругаться на девок с тремя полосками.
Вечером выясняется, что свой шалашик Ксапа тоже порезала. Не весь,
правда, а только пол.
- Я побоялась, что от сырой глины на коже РАЗДРАЖЕНИЕ будет,
- объясняет мне Ксапа. - Вот и ИЗОЛИРОВАЛА ГЕРМЕТИЧНОЙ ПЛЕНКОЙ. Но кожа
дышать должна. Поэтому я сначала НАТУРАЛЬНОЙ ТКАНЬЮ обернула, потом
ПЛЕНКОЙ, а потом уже ГИПС. Такой пирог со страха навертела... За эту
ГИПСОВУЮ повязку инструктор меня при всех бы за уши оттаскал. Это все
от страха. Я так боялась, что совсем думать не могла. Руки что-то делают,
а голова как не моя... А вдруг у него кости теперь криво срастутся?
И Ксапа опять плачет. Я уже давно знаю, в трудный час на нее можно
положиться. Но когда все позади, до нее наконец-то доходит. Тормознутая
она у меня. Тут-то ее и надо утешить. Когда Ксапа не в себе, у нас так
ярко получается!..
А еще - у нее меньше одежек осталось. Легче раздевать...