Я ощущала себя матерью. Строгой и заботливой. Ботинки словно приросли к ноге моего принца, я с усилием вновь и вновь пыталась высвободить ногу Эдуарда.
– Я пойду. Ты справишься? – устало произнес отец.
– Конечно, справлюсь. Иди, папа, спокойной ночи, – ответила я с улыбкой.
Иван Павлович потоптался на месте еще несколько секунд, видимо не желая оставлять меня наедине с малоадекватным мужчиной.
– Извините, – промямлил Эдик.
– Бывает, – зевая, вымолвил отец и ушел спать.
– Прости. Перед папой твоим неудобно.
– Неудобно дубленку в трусы заправлять! – отшутилась я, и, сдернув ботинок с его ноги, повалилась на пол.
Причиной того, что обувь не поддавалась, стало отсутствие носков на ногах Эдика.
– Ты почему босиком? Где твои носки?! – возмущенно воскликнула я.
– Потерял.
– Как потерял?
– Не знаю. Их же нет, значит потерял.
Продолжать диалог с босоногим мальчуганом на тему отсутствия детали гардероба смысла не было. Я перевела тему разговора:
– Обувь унесу в прихожку и принесу тапочки. Правда… они мамины… Ничего? Не босиком же щеголять по холодному полу…
У папы была всего одна пара тапок, которые он не снимал. Я была уверена, что он даже спит в них: так он их холил и лелеял.
– Надеюсь, они на каблуках? – хихикнул невменяемый принц.
– Нет, не на каблуках.
– Жаль. Неси, – произнес Эдик и повалился на диван.
Я унесла заросшие грязью ботинки в коридор. Тапочки мамы были ярко-красного цвета без изысков. Эдик растерянно посмотрел на тапки, затем на меня, после чего молча втиснул в них ноги.
– Почти как раз, – растерянно пробубнил он. – Твоя мама Гулливер?
Я расхохоталась. Возлюбленный в тапках моей мамы – зрелище не для слабонервных.
– Наверное, у тебя нога маленькая, – предположила я. – Ты – Золушк.
– Чего?
– У Золушки из сказки была маленькая нога, и принц надевал ей маленькую хрустальную туфельку. Ты мужского рода, значит – Золушк! Я принесу постельное белье, а ты раздевайся.
– Зачем, – испуганно спросил Эдуард, вцепившись в штаны.
– Тебе нужно поспать! – сказала я заботливо.
– Я не могу у тебя спать, мне нужно обратно ехать.
Эдик попыталась встать, но тотчас рухнул на диван. Закаченное в кровь спиртное лишило возможности двигать конечностями.
– Сегодня нельзя ехать, – сказала я с нежностью.
– А когда можно?
– Завтра.
– Почему?
– Ты пьян.
Я предложила гостю горячий чай, чтобы улучшить его самочувствие. Он, к моей радости, согласился испить бодрящего напитка. Я вошла в гостиную с подносом, на котором стояли две большие кружки и вкусное варенье. Эдик отказался от сладкого. Я уселась на диван рядом с ним, грея ладони о горячие стенки толстой цветастой кружки.
– Да… Знаешь, зачем я к тебе пришел? – серьезно сообщил мне Эдуард. Он пытался пить чай, но, обжигаясь и тихо ругаясь, отстранялся от кипятка. Он был похож на ворчливого старикашку. Мне вдруг представилось, что мы с ним сидим уже в нашей квартире, прожив целую жизнь. Я умилялась своим фантазиям.
– Мне кажется, я не доживу до старости, – мыслила я вслух.
– Доживешь! Я – нет! Ты – да! – Он сказал эту фразу, протрезвев на мгновенье. Я даже немного испугалась: настолько он был серьезным в эту секунду.
– Не будем о грустном. – Я постаралась перевести тему.
– Придется говорить о грустном, извини! – отозвался Эдуард. – Я должен сказать тебе причину моего явления.
Я боялась услышать причину его приезда… У меня сжалось сердце. Знакомый холодок забродил внутри, парализуя внутренности. Чутье мне подсказывало, что момент откровения не миновать. Я напряженно улыбнулась и ждала, пока Эдик отхлебнет чай и продолжит. Он очень сосредоточился, для того чтобы выглядеть менее пьяным.
– Я пришел пожаловаться на свою жизнь. Она меня бросила! – сказал Эдик и даже всхлипнул. Я растерялась, глядя на него. Скорее, я была готова услышать страшное известие о смертельной болезни, чем страдания о неразделенной любви. Слабость брошенного мужчины, как это знакомо. Беспозвоночные и жалкие. Они похожи на медуз, выброшенных на берег.
– Кто? – еле слышно переспросила я.
– Она. Моя звезда, моя любовь, моя жизнь…
Боль прорезала мои внутренности. У меня перехватило дыхание. Моя прекрасная сказка таяла, как снег на весеннем солнце.
– Я не знала, что у тебя кто-то есть, – заикалась я. Нагревшаяся горячим чаем кружка больно жгла пальцы, но я сжимала ее изо всех сил. Так было легче. Это отвлекало от более болезненных внутренних спазмов. Кажется, моя мечущаяся душа планировала выбить мне ребра.
– Да, у меня была девушка, – исповедовался гость. Речь его была уже вразумительной, крепкий чай немного привел в себя моего возлюбленного.
– Почему ты не сказал?
– Потому что в основном говорила ты.
Я прокручивала в голове наши взаимоотношения с Эдиком, словно фильм на «ускоренке». Почему я не почувствовала раньше, что сердце его закрыто для меня на огромный замок? С моих глаз будто спала пелена, я повернулась к нему и внимательно всмотрелась в лицо – оно принадлежала абсолютно чужому человеку. Я так была ослеплена собственным чувством и желанием быть с ним рядом, что не заметила его холодность и отчужденность.