Ксандер (ЛП)

— Что я могу для Вас сделать? – любезно спросила она.

— Мне звонили по поводу Эйрини Максвелл, – сказал Ксандер.

— О, да, она. – Голос женщины стал профессиональным. Должно быть, ситуация была удручающе серьезной, раз она перестала флиртовать. — Мы отправили мисс Максвелл в ее комнату. Вы можете увидеться с ней там, но она должна быть под наблюдением.

Ксандер нахмурился, и я почувствовала, как мои губы поджались из-за отсутствия сострадания у другой женщины. Будучи непосредственной свидетельницей того, что приходилось терпеть санитарам, я никогда не винила медсестер в том, что они вели себя безразлично, но ее бесстрастные слова все еще было трудно слышать.

— Кто был с ней, когда все это произошло? – спросил он. — Она же должна быть под круглосуточным наблюдением.

— В комнате было два санитара, – холодно ответила администратор. — Но у них полно пациентов, за которыми нужно следить, и они не могут быть везде одновременно.

— Я вас не виню, – дипломатично сказал он. — Я пытаюсь понять, как уязвимой женщине позволили причинить боль кому-то другому, а затем навредить себе.

— Вам придется поговорить с дежурным санитаром, – ответила ему женщина ровным голосом. — Я не знаю подробностей.

Она не сказала нам, в какой комнате находится Эйрини, но, очевидно, в этом не было необходимости. Ксандер уверенно зашагал по коридорам, как будто делал это уже сотни раз, и привел нас к заднему лифту, расположенному сразу за углом от потертого дивана и скопления торговых автоматов.

Мы услышали Эйрини еще до того, как вошли в ее комнату. Это был пронзительный крик на иностранном языке, резкий и визгливый от ярости. За ним последовал безошибочный звук чего-то разбивающегося вдребезги.

Другой санитар – мужчина – стоял перед дверью, как охранник, скрестив руки на груди.

— Она ждала Вас, – сказал он, его тон был недовольным. — Она не позволяет никому прикоснуться к себе.

— Я могу понять почему, – сказал Ксандер.

Когда он открыл дверь в сопровождении санитара за спиной, мы столкнулись с Эйрини Максвелл. Я видела только ее свадебную фотографию и несколько других снимков в пыльных альбомах, отправленных на чердак вместе со всем остальным, что Генри хотел спрятать.

Она все еще была красивой женщиной, но болезнь изуродовала ее лицо. Аристократические скулы превратились в пустые впадины, а глаза стали красными и беспокойными. Кто-то обмотал ее голову бинтом, но никто не вымыл ей волосы, и тонкие черные пряди тяжело свисали вокруг плеч длинными, липкими пучками, похожими на водоросли.

Комната была не в лучшем состоянии. Одеяло беспорядочно валялось на полу, а на кровати были разбросаны другие личные вещи. Санитар убирал осколки стекла, что, вероятно, и было тем шумом, который мы услышали.

Когда она схватила еще одну личную вещь, чтобы швырнуть в дверь, Ксандер схватил меня и пригнулся, накрыв мое маленькое тело своим большим. Это была рамка для фотографий, которая ударила его по спине, после чего упала на пол и разбилась. Санитар тяжело вздохнул и принялся подметать стекло.

Если бы я не лежала в лечебнице, возможно, эта сцена потрясла бы меня.

Ксандер поднял ладонь, чтобы я оставалась у двери на безопасном расстоянии. Он осторожно обошел разбитое стекло, затем перешел на греческий, чтобы сказать что-то своей матери, чего я не поняла.

Я удивленно моргнула, не ожидая этого. Я знала, что Эйрини – гречанка, но понятия не имела, что Ксандер перенял от нее этот язык. Ни Джаспер, ни он сам раньше ни слова не говорили по-гречески в моем присутствии. Это было полной неожиданностью.

Мать услышала его и ответила, ее тон был угрюмым.

Ксандер опустился на колени рядом с ней.

— Mama, iremise. Tha se narkosoun.¹³

— Den me noiazei pia¹⁴, – ответила она. — Den me noiazei tipota¹⁵.

Ксандер вздохнул, склонив голову к ее ноге. Я почувствовала, как санитар напрягся позади меня, когда Эйрини подняла свою руку, но все, что она сделала, – это запустила ее в его волосы и стала перебрать с отсутствующей нежностью, которая казалась инстинктивной.

— Den me noiazei pia¹⁶, – повторила она чуть более спокойным голосом. Затем ее взгляд переместился на меня, и рука замерла. — Кто это?

— Это Джордан, – тихо сказал Ксандер.

— Привет, – сказала я, послав ей, как я надеялась, искреннюю улыбку.

Эйрини медленно кивнула, прежде чем отвернуться от меня. Ксандер посидел с ней несколько минут, успокаивающе разговаривая, пока она не свернулась калачиком под одеялом.

Затем он встал и еще раз сжал руку матери, обращаясь к санитару:

— Почему за ней никто не следил? Они знают, что у нее бывают приступы.

— Мне очень жаль, мистер Максвелл, – ответил мужчина. — У меня нет объяснения.

— Подобные ошибки недопустимы. – Он провел пальцами по костяшкам пальцев своей матери, которая безучастно наблюдала за их разговором. — Кто-то должен присматривать за ней, когда она выходит из своей комнаты.

— Да, мистер Максвелл, – ответил санитар.

Следующие пару минут они обсуждали инцидент.