Ксанское ущелье

Ну что ты с них возьмешь, с молодых? Торопятся, лезут в воду, не зная броду. Что стоило Ольге с Иласом дождаться утра, посидеть в лесу перед аулом, приглядеться к тому, что в нем происходит? Наверняка заметили бы, что ждут их там. Понадеялись на ночь, на резвые молодые ноги, на счастливый случай.

Авто смотрел на Ольгу волком. «Если бы не эта красотка, — думал он, — сидел бы Васо сейчас у костра, пил бы, как все, простой кипяток, закусывая черствым хлебом, и не надо им ни привезенной араки, ни мяса, ни сыра. Да, дела. Связала судьба с девкой, вот и пошли беды!»

Тяжело, будто мельничные жернова, ворочались мысли и в безутешной голове Ольги. Ну почему бы ей, столько раз в последнее время едва-едва уходившей от жандармов, не поопасаться — вдруг засада? Почему? О себе заботилась, только о себе. Почему не подумала, дурная голова, о Васо? Разве трудно было предположить, что, услышав перестрелку, он не утерпит и кинется на выручку? Впрочем, что теперь об этом судить да рядить! Случись беда с Васо, разве она думала бы об опасности? Разве, про все забыв, не кинулась бы на выручку? То-то и оно… Надо думать, как вызволить Васо… Остальное все — пустяки. Надо ехать к Габиле, все ему рассказать…

Погруженная в эти неотступные мысли, она не сразу поняла, что ее новые товарищи, бойцы отряда Васо, совещаются о том же: как выручить командира.

Только дорогое имя, сорвавшееся с губ худого, изможденного горца, того самого, что расправился в поединке с Коциа, заставило ее стряхнуть оцепенение.

— Васо не должен и дня оставаться у них: убьют его без всякого суда!

— Что ты нам душу терзаешь, Дианоз? — всплеснул руками Нико. — Дело предлагай.

— А вот и дело. Поручите мне Бакрадзе прикончить — и еще до захода солнца по нему будут молитву читать!

— Ну а чем это поможет нашему командиру?

Дианоз растерянно пожал плечами:

— Тогда, может, выкрасть этого Бакрадзе и предложить обмен, а? Мы им Бакрадзе, они нам Васо?

— Да как ты его выкрадешь? Он же без охраны, видно, и до ветра не ходит.

— Это уж мое дело…

— Нет у нас теперь твоих да моих дел, — выколачивая трубку, сказал Нико. — Все дела наши общие.

— Вот и надо идти в Гори, отбивать Васо! Раз общие… Важнее этого дела у нас теперь нет.

— Верно, Дианоз, — поддержал бритоголовый чеченец с тонкими черными усами. — Выручим не выручим, а попытаться надо, если мы не трусы.

— Эй, уже до оскорблений дело дошло!

— Тихо!

— Дианоз! Что ты душу травишь? Я хоть сейчас готов за нашего Васо голову положить, но надо же действовать наверняка.

— Как?

— Если бы я знал!

— Пока Васо нет, надо командира выбрать. Как он скажет, так и сделаем.

— Да, да, — согласился Нико, — надо подумать о командире. Вон у нас сколько новичков, а мы без вожака на стадо стали смахивать. Блеем, как овцы…

Дианоз исподлобья взглядывал на Ольгу. Его тоже не радовало ее появление в их отряде. «Надо было дурню, — корил он себя, — сразу, как вернулся тогда из аула, рассказать, что у них вышло с Коциа. А теперь узнают люди, что скажут? Отпустили к больному брату, а он, вместо того чтобы бога молить, с кровником счеты сводил». Но Ольге, судя по всему, было сейчас не до него, и он понемногу успокоился. «А-а, хватит переживать. Отправил на тот свет ненавистного всей округе человека — гордиться можно! Васо бы обязательно сказал: «Молодец! Я князя поучил уму-разуму, ты его управляющего на голову укоротил — разве это не достойное дело?»

Тьма укутывала горы. Потянуло прохладой. Нико расставил по местам дозоры.

— Укладывайся, дочка, — сказал он Ольге — Будь спокойна. Никто не ступит за полог.

— Пусть попробует, — усмехнулся Дианоз. — Как раз наткнется на мою саблю.

Как хотелось Ольге уткнуться лицом в мужнину бурку и дать волю слезам! Но могла ли она позволить себе эту слабость?

«Васо, любимый! — стонало все в ее душе. — Неужели я потеряла тебя? Потеряла свое счастье? Потеряла надежду на завтра?»

Всего один день. Но сколько он принес в ее жизнь горя! Она потеряла Иласа, которого любила, как брата, которому доверяла все свои тайны. Она только что приникала к плечу Васо, к его широкой груди, держала в ладонях его сильную, тяжелую руку, ловила на себе теплый взгляд — и вот все рухнуло, как каменная гряда от внезапного удара грома.

Ей хотелось вскочить на коня и, не разбирая дороги, мчаться к Габиле, выплакаться у него на плече. Брат не осудит, он поймет. Но как она скажет ему, что Иласа больше нет? Как посмотрит ему в глаза? «Девчонка! — плюнет Габила. — Тебе бы дома возиться с тряпками, а ты надела карабин, повесила кинжал. Разве я велел тебе совать голову во вражью пасть?»

Что она ответит? Что?

Всю ночь Ольга не сомкнула глаз. Лишь под утро забылась тяжелым, беспокойным сном.

2

Разбудили приглушенные голоса.

Пылал костер. Дружинники сидели вокруг него, продолжая вчерашний, беспокоивший всех разговор. Только уже ни выкриков, ни пререканий. Очевидно, Майсурадзе успел поговорить с людьми, сумел растолковать им, чем в настоящее время располагали соседние отряды повстанцев, чем располагал враг и чем мог помочь центр. Лица людей были спокойнее, сосредоточеннее, чем вчера.