Бакрадзе нервничал. Пока Бнуковский распивает чаи в засадах, разбойники Габилы нанесли визит князю Цицнакидзе и очистили его «арсенал». Мало этого, они еще взяли с князя расписку, что тот не будет требовать с крестьян недоимок. Совсем обнаглели!
Бакрадзе просил у губернатора казачий отряд, чтобы прочесать горы и леса в уезде, выкурить оттуда всех этих абреков, а Внуковский твердил:
— Потерпите. Что, если эти бандиты пощиплют казачков? Они ведь не примут открытого боя, куснут, как собаки, и спрячутся в свои берлоги. А так мы их без риска, можно сказать, голыми руками возьмем.
Бакрадзе чертыхался, но уступал.
Впрочем, сейчас кусал ногти уже капитан: прозевала его засада абреков. Он еще не знал, что один из них убит в перестрелке, а потому рвал и метал: пять минут продолжалась стычка, а трех жандармов как не бывало, четвертый лежит в углу сакли с перебитой рукой и стонет, выводя капитана из равновесия.
Внуковский проклял тот день и час, когда ему в голову пришла сама мысль о засадах: абреки, видно, как кошки, видят в темноте, а разреши он солдатам стрелять, они же друг друга перебьют!
…Со двора донесся шум борьбы. Лихорадочно расстегивая кобуру, капитан метнулся к окну.
Луна выкатилась из-за облака, и на площадке перед саклей он увидел плечистого абрека, который шашкой отбивался от трех жандармов. Они медленно теснили его во двор, но, похоже, он и не думал уступать.
«Ну уж этого-то абрека надо во что бы то ни стало взять», — решил капитан.
И вовремя решил: один из жандармов, отступив, лихорадочно рвал со спины карабин.
— Не стрелять! Только живым! — рявкнул Внуковский и послал еще двух солдат на подмогу. И опять вовремя, так как один жандарм уже выронил шашку и с воплем схватился руками за голову: видно, достал его бешеный клинок абрека.
Капитан толкнул в бок жандарма, стоящего рядом:
— К дереву его, к дереву, а сам — на дерево, ясно?
Солдат убежал, а капитан, не снимая пальца со спуска браунинга, продолжал наблюдение за схваткой.
«Да, вряд ли решился бы и я скрестить шашку с этим дьяволом», — думал Внуковский, глядя из-за приоткрытой двери.
Еще один жандарм выронил шашку и рухнул на колени: клинок абрека ранил его в живот.
Но счастье наконец-то улыбнулось воякам капитана: абрек сам стал отходить к дереву: там ему было бы удобней защищаться — никто не нападет со спины.
Шаг, еще шаг, еще — и тяжелый удар прикладом по голове оглушил Васо.
Он рухнул на землю.
— Связать! — крикнул, выскакивая из сакли, капитан. — Да покрепче.
Над аулом, растревоженные выстрелами, криками, стонами раненых, отчаянно заливались лаем собаки.
К сакле Хачировых собрался народ, и, боясь, как бы горцы не отбили абрека, капитан Внуковский приказал срочно выступать. Он даже не дал времени подобрать убитых.
Майсурадзе встретил Ольгу вопросом:
— Что случилось? Почему одна?
Она же, не отвечая, опустилась на землю и, лишь отдышавшись немного, устало спросила:
— Где Васо?
Майсурадзе сухо ответил:
— Услышав выстрелы, за вами следом поспешил!
— И Илас еще не вернулся?
— Нет.
— Что я наделала, несчастная! — застонала Ольга. — Неужели я тебя погубила, милый?
— Что все-таки произошло, Ольга?
— На засаду нарвались. Иласа едва не схватили, я успела уложить одного. Крикнула Иласу: «Беги!» — и видела, как он бросился к балке. Все в порядке было. Надеялась, раньше меня вернется.
— Что будем делать?
— Не сидеть же здесь! Я снова пойду туда.
— Я с тобой. — Майсурадзе вынул из кармана наган.
— И я, — откликнулся Батако.
— Нет, Батако, — отрезала, приходя в себя, Ольга. — Ты останешься с лошадьми.
— Что за напасть? — зачертыхался Батако. — С каких это пор мужчина добро сторожит, а женщина шашкой машет?
— Так надо, Батако. Ты Васо слово давал, что на борьбу с врагами идешь, домашние привычки забудь.
— А-а, будь по-твоему, — смирился тот. — Я еще докажу вам, что Батако Габараев не зря папаху носит.
В те минуты, когда Васо, не помня себя, бросился в аул на выстрелы, Батако хотел оглушить тщедушного старичка и увести обоз. Но что скажет ему Бакрадзе? «Я тебя за всей бандой посылал, а не за винтовками и лошадьми. Зачем мне эта старая перечница?»
«Нет, — рассудил Батако. — Бакрадзе за каких-то кляч не даст обещанной награды. Надо войти в доверие к Васо и устроить ему западню. Чтоб не вырвался. Чтоб целехоньким доставить его в Гори».
Рассвело.
Аульчане стояли у своих ворот, боясь, что стрельба только на минуту стихла и в любой момент может грянуть снова.
Угодит шальная пуля, поздно будет думать, в тебя она летела или не в тебя.
Кизилбек, ровесник Иласа, живший на противоположном конце аула, первым решился подойти к сакле тетушки Техон.
Опираясь на тяжелую суковатую палку, остановился рядом и седой как лунь Беса.
— Что за несчастье, сынок, нас постигло?
— Ничего не известно, Беса. Никто не показывается из сакли.
— А ну покричи! Может, откликнется кто?
— Тетушка Техон! Техо-о-он!
Ни звука.
Подоспели Ольга и Майсурадзе.
Ольга кинулась к родной сакле, распахнула дверь. Никого.
По полу разбросаны вещи, кругом следы тяжелых, грязных сапог, окурки.