Ксения

Ей было невесело, душу томила тревога. Не захотела в светлице сидеть, пяльцы велела перенести в палаты. Уже натянули бархат, матушка добавила кусок, и теперь хватало. Оставалось довершить замысел. На этот раз решила нанести рисунок сама. Знаменщики при ней были знатные, умелые, но раньше она доверялась им, посколько умысла своего не имела, теперь знаменщик мог помешать.

Боярышни удивились.

— На что тебе, Акся? Никон сделает все проворней.

— А коли не было б Никона?

— Ну, тогда Ондрей.

— Сама хочу пробовать.

Она и раньше брала в руки уголь да тонкую белильную кисть. В прошлый раз, когда делала «Троицу», пробовала свой рисунок, но вышел он хуже, чем у знаменщика. Однако с тех пор два года прошло, и Ксения поднаторела в знамении. От братца Федора слышала про художество во фряжских да немецких землях, листы и парсуны смотрела, и вместе с царевичем пробовали они тайно изобразить друг друга. Садились напротив и на листах чертили углем. Ксения все смеялась, уж больно невиданно. Уставятся друг на друга, как два кота, и чирик-чирик по бумаге. От смеха валилась на лавку, а братец, хоть и малых лет, был серьезен и корил сестру за легкоумство.

— В дацкой да немецкой земле все друг друга изображают.

Понравилось это занятие. Сажала перед собой Оленку и Марфу. Получалось похоже. Листы потом жгли, чтоб никто не проведал. Оленка да Марфа тоже пробовали, сметливые были девицы.

Даром забава не прошла. Когда смотрела Ксения на «Георгия Победоносца», отделаться не могла от мысли, что то не Георгий, а кто-то другой, уж больно все непривычно было в Оленкином воине. Но ничего не сказала, не стала выспрашивать, а только думала про свое.

Теперь она знала имя датского жениха. То был брат короля Иоганн, и батюшка уже наряжал послов в датскую землю для точного сговора. Надлежало сделать с нее парсуну и отослать Иоганну, а тот в свою очередь обещал прислать свой рисованный лик в Москву.

Обычай на Руси искать заморских женихов был давний, а царь Годунов и вовсе смотрел только на закат. Звал оттуда купцов, мастеров, лекарей, звездословов, воинский народ, а про здешних женихов для Ксении и слышать не хотел. Царь желал крепить дружбу с другими государями, но дочь отпускать из Москвы не собирался и ставил в условие, чтоб муж ее жил на Руси.

«Какой же он, Иоганн?» — думала Ксения. Густав, прежний жених свейский, лицом был хорош, неглуп, да больно своенравен. Встречали его прошлым летом с великой пышностью, но тут уже он показал свой нрав и не желал сойти с коня в Кремле, тогда как к царским хоромам надлежало идти пешком. «Я сам королевский сын»,— твердил Густав. И в прочих делах был непокладист, условий женитьбы не принимал, бесчинствовал, так что пришлось отослать его в Углич.

Она взяла в руки немецкий уголь и очертила лик по бумаге. Задумала покров еще в зиму, и правой фигурой тут был Иоанн Предтеча. Как же она изумилась, когда узнала, что жених носит то же имя, а узнав, думала о том непрестанно. И то лицо, что явилось во сне, а потом утонуло в памяти, уж не его ли?

*

Они подружились. Иоганн был прост и любознателен. Ему только минуло девятнадцать, но он уже воевал и даже получил рану. Воевала сейчас вся Европа. Польша со Швецией, Нидерланды с Испанией, одно немецкое княжество с другим. Мелкая междоусобица сменялась крупными битвами.

Письмо короля Христиана застало Иоганна в Амстердаме, где он готовил отряд на помощь Брабанту. Походная жизнь надоела юному герцогу. Он тянулся к чтению. После изобретения Гутенберга книг появилось великое множество, и герцог возил в походной сумке то сочинение Эразма, то трактат Бэкона, то труды Плиния или Платона. В особенности поразила его книга Коперника «О вращениях небесных сфер». С тех пор он заглядывался на звезды и удивлял свиту тем, что составлял звездную карту.

Предложение получить в жены московскую царевну его позабавило. Представления о Московии были просты. Там холодно, грязно, и толпой безмозглой черни правит невежественный царь. Все, что он слышал краем уха от послов или датских купцов, было ужасно и неприглядно. Больше всего говорили о зверствах свирепого царя Иоанна, «адского крокодила», который даже иноземцев бил батогами и топил в реке. Замысел старшего брата был ясен, тот хотел отделаться от младшего, получив Шлезвию и Голштинию, а заодно выпросить у московитов Лапландию. Начинал Христиан с Ульриха, среднего брата в семье, но тот отказался, теперь пришла пора уговаривать Иоганна.

В самых изысканных выражениях Христиан расписывал блага, которые Иоганн получит в Москве. Выходило, что рано или поздно он станет царем московским и получит в руки несметные богатства.

Золото не прельщало молодого герцога, давно задумал он бежать в тихое место, чтоб заняться наукой и наблюдением над звездным небом. Московия для этого не подходила. Купцы говорили, что там и звезды малы, а лучше отправиться в Ост-Индию или в голландскую Африку, где небо совсем другое и каждая звезда горит втрое ярче.