Светлов чувствовал, что свидание с прошлым дается ему тяжело. Взгляд на компьютерный терминал разбудил мысли о Дане, самодельная подставка напомнила про ИПАМ, на душе стало неуютно, словно он только сейчас окончательно понял сколь велика пропасть между голодным, но свободным мальчишкой и капитаном Светловым, который потерял два десятилетия жизни в бессмысленной борьбе и странном мороке: с одной стороны стойкий, беспощадный к врагу офицер, с другой собиратель древностей, творец грез, а по существу — действительный раб системы, опутанный по рукам и ногам тенетами виртуального мира, и не долгом, а ненавистью, к чуждым созданиям в мире реальном.
Выходит, что стоящий подле него Хоук в своих поступках был намного честнее?
— Ну, показывай тайник. — Нарушил его мысли голос Энтони.
Светлов присел, легко снял часть не закрепленного плинтуса, одним движением отсоединил отделочную панель стены, за которой открылась неглубокая ниша, в которой лежал гравиборд.
Чувства вновь подступили к самому горлу удушливым спазмом.
Где же я потерял свою свободу, перестал
Там… Там среди чуждых пониманию руин, когда таяла надежда, а на ее место приходила слепая ярость, позже не переосмысленная, а лишь перерожденная в ненависть. Там ты перестал жить…
Хоук некоторое время смотрел на самодельный «грав», а затем внезапно спросил, будто между ними не было никакого разговора по пути сюда:
— Так зачем ты вернулся?
Хороший вопрос.
Светлов не мог на него ответить. «Просто жить» он уже не сможет. Бороться с системой, и не дай бог победить ее, — значит убить десятки тысяч людей, которые зависимы от СКАДа, как тяжело больной зависим от аппарата искусственной вентиляции легких и висящего над головой мягкого резервуара капельницы.
Где же выход? И есть ли он вообще?
Какая-то непомерная свинцовая усталость наваливалась после перенесенного стресса, наверное, как и предупреждал Генрих, заканчивалось действие стимуляторов и наступало время платить за искусственно вызванный прилив физических и моральных сил.
Антон пошатнулся, затем с усилием встал, придерживаясь одной рукой за стену.
— Хоук… — Негромко позвал он.
Энтони обернулся.
— Э, да ты что-то совсем поплохел.
— Неважно… С трудом выдавил Антон. — Мне нужно… поспать…
— Не проблема.
— Знаю, что не проблема… — Светлов, как мог, боролся с внезапными приступами дурноты. — У меня есть… дела…
— Хочешь о чем-то попросить?
— Да… — Антон добрался до кровати, слабым усилием стащил с нее пропахшую застарелой сыростью постель и улегся на жесткий пластик.
— Вот… Он с трудом вытащил из нагрудного кармана статкарточку. — Здесь на счету… деньги. Много… Ты обналичишь их для меня?
Энтони сощурился.
Несколько секунд он думал, взвешивая какие-то доводы, а потом ответил, просто и непринужденно:
— Под десять процентов, Светлов.
— Пусть десять… — У Антона не было ни сил, ни желания, ни привычки торговаться.
— Заметано. — Энтони взял статкарточку и добавил: — Не беспокойся. У нас свои порядки и свои понятия честности. Тебя никто не тронет. Отдыхай.
Последние слова Хоука Светлов уже едва ли воспринимал. Его сознание померкло, проваливаясь в похожий на беспамятство сон.
Проснувшись, он долго лежал, не в силах вспомнить, где находиться.
Возвращение в мир, мучительное, тревожное, сопровождалось обрывочными воспоминаниями, не подконтрольными рассудку, — они проносились в голове, словно пожухлые листья по потрескавшемуся асфальту парковых аллей…
Голова разламывалась от боли, тело едва ощущалось, каждая мышца одеревенела, затекла от неудобной позы.
Антон с трудом вспомнил события, предшествовавшие его провальному сну, и понял, что ни разу не пошевелился, — он лежал в той же позе, в какой его настиг внезапный приступ слабости.
Он с неимоверным трудом повернулся, чувствуя лишь бессилие, но некоторое время спустя ощущения жизни начали возвращаться, с легким покалыванием в онемевших мышцах.
Наконец он смог поднять руку и посмотреть на крохотный дисплей биоритмического браслета.
Давление низкое, хотя пульс учащен. Ладно, бог с ним, — взгляд с трудом сфокусировался на дате и времени.
Оказывается, он отключился почти на сутки.
Повернув голову, Антон увидел две «лишние» цепочки следов, ясно отпечатавшиеся в пыли.
Значит, кто-то заходил сюда. Энтони? Или кто-то из его людей?
Бессмысленный вопрос, отражающий скверное состояние рассудка.
Светлов попробовал сесть, но элементарное движение удалось только с третьей попытки. Взгляд продолжал неосознанно скользить по окружающим предметам, потом он остановился на гравиборде, и секундный прилив воспоминаний, наконец, стряхнул оцепенение, сковывавшее рассудок…
Ощущение реальности возвращалось, а вместе с ним начала нормально работать память, все происходило по мере того, как очертания гравиборда перед глазами обретали четкость.
Минут через пять ему удалось встать и, опираясь о стену, дойти до ванной комнаты.