Ксенофоб

А дальше вы в курсе: по причине недотепистости юной смены, а отчасти ввиду стечения непредвиденных обстоятельств, остался наш мерзавец без наглядной агитации.

Ну ничего, сейчас мы это дело поправим...

* * *

По дороге осенило.

– Калитка у него куда открывается?

– Что значит – «куда»?

– Внутрь или наружу?

– Эмм...

– О боже... На улицу, или во двор? Три часа глазели, неужто не обратили внимание?

– А! На улицу. Ну да, в смысле – наружу.

– Замечательно...

В начале улицы Мичурина скопипастили осиновую чурку – если приспичит, калитку подпереть, – в конце встали, попробовали замотать ветошью номера. Оказалось, что это довольно трудоемкая затея: проще снять номера и спрятать в багажник. Так и поступили.

Ну вот, теперь мы кругом преступники, назад дороги нет.

Заехали на Вторую Московскую, медленно прокатились мимо усадьбы судьи.

Осмотрелись.

У ворот стоит черная «Волга» начальника горотдела (товарищ проживает в центре, в трехкомнатной квартире, до особняка пока не дорос). Людей не видно.

– Вот это – «куча тачек»?

– Ночью была куча.

– Ну-ну...

– Не, серьезно!

– Понял, понял...

Встали неподалеку, за усадьбой мэра, прислушались, попробовали разобраться в обстановке.

Ну и ничего особенного: нормальная похмельно-вельможная улица в теплый майский полдень. Тихо, откуда-то тянет ароматным дымком, в усадьбе судьи негромко играет музыка. Это нормально – если до утра гуляли, теперь до вечера будут дрыхнуть без задних ног. На козырьке мэрской калитки развалился здоровенный наглый котище, рыжий, корноухий, с презрительным прищуром (эммрр... чернь? И кто же вас сюда пустил, оумрр?) – более серьезных средств наблюдения я не заметил.

– Камеры, говоришь?

– Вообще, такие люди живут – по идее, должны быть...

– Ну-ну...

Московское время: 11.44.

Ленка сказала, что на Вторую Московскую они подъедут к полудню, так что надо быстренько действовать: время поджимает.

– Ну что, юнги – за работу.

– То есть...

– То есть прикрыли свои бесстыжие физии, схватили причиндалы – и к забору. Один плакат слева от ворот, второй – справа, рядом с калиткой.

– А...

– А я на страховке. Обстановка, калитка, все дела... Вопросы?

– Все понятно.

– Вперед!

– Да, босс!!!

Борман с Ромой натянули маски, взяли плакаты, сумку и резво двинули к судейскому подворью. При этом Борман нервно проблеял гнусавым козлетоном:

– В-валим всех! Пленных не брать!!!

– Но-но! Посерьезнее...

Я сдал назад, встал вровень с воротами судьи и медленно, с натугой выдохнул, стравливая воздух сквозь плотно сжатые губы. Федя так научил – говорит, помогает.

Пффф...

Не знаю, может, кому и помогает, а мне – нет.

Тын-дын... Как мне сейчас неохота выходить из этого уютного и безопасного салона...

Ребята, открою маленький секрет: я по сути своей «кролик». То есть при любом обострении ситуации мгновенно впадаю в ступор и работаю ручным тормозом. Медленно двигаюсь, медленно говорю, медленно соображаю. Я всеми фибрами души желаю искоренить сие позорное явление, пробую бороться с этим, но...

За последний миллион лет человечий организм выработал ряд основных стереотипов реакции на опасность: удрать, сразиться, спрятаться. Если первые три варианта не удались – притвориться мертвым.

Федя с Борманом, да и Рома тоже – явно выраженные бойцы, при любом намеке на опасность мгновенно становятся реактивными и буквально лопаются от переполняющей их агрессивной моторики.

А мое естество предпочитает притворяться мертвым. Все процессы – на минимум, кровь отливает от личика (а я бледненький, так что особо и не заметно), организм впадает в ступор. Сами понимаете – для мужика это позор. А уж для лидера, который собирается чего-то там возглавить и куда-то двигать – и подавно. В борьбе со своим тормознутым организмом я все перепробовал, но пока что безрезультатно.

Самое смешное, что со стороны это выглядит, как монументальное спокойствие. Если Федя с Борманом нервничают, орут, делают резкие движения – я такой весь из себя плавный и томный. То есть если оперировать обычными пацанскими раскладами при производстве тривиальных «терок», вы можете сколько угодно пугать меня ложными замахами, трясти без толку ручонками у лица, и коварно обозначать движение вашей коленной чашечки в район моего гульфика – я на эти все финты просто не реагирую. И вовсе не ввиду высокой выдержанности и стойкости, а просто потому что в аху... эмм... пардон – в ступоре. Хе-хе... (Да-да, это тот самый истерический смешок перед лицом неизбежной гибели.)

Ну все, хорош словоблудить, пора на волю.

Пффф... Сколько лишнего воздуха в груди...

Пффф... Не работает, Федя, твой метод, мне надо что-то другое... Может, водки? Грамм двести? А нету, не догадался запасти...

Так... Двигатель не глушим, мало ли... Ух, чуть не забыл – надо же личико прикрыть!

Где у нас тут маски... Руки что-то дрожат, плохо слушаются... Вот же свинство: пока рефлектировал, эти моторные мерзавцы разобрали что получше, а мне оставили кинг-конговскую морду. Менять что-либо поздно, они уже работают: с трудом натянул тесную резину, взял из багажника краденую чурку и на ватных ногах двинул к воротам судьи.