Ксеноцид

Ванму встала и подошла к терминалу. Она поступила в точности так, как учила ее Цин-чжао: нажала соответствующую комбинацию клавиш, которая сохранит всю поступившую в компьютер информацию, что бы ни случилось. Затем Ванму вернулась к Цин-чжао и нежно дотронулась до ее плеча.

Цин-чжао пробудилась почти мгновенно; спала она всегда очень чутко.

— Компьютер что-то обнаружил, — сообщила Ванму.

Цин-чжао освободилась от остатков сна с такой легкостью, словно скинула с плеч платок. Через секунду она уже сидела за терминалом, вчитываясь в слова сообщения.

— Я вычислила Демосфена, — сказала наконец она.

— Кто же он такой? — затаила дыхание Ванму.

«Великий Демосфен — нет, нет, ужасный Демосфен. Моя хозяйка желает, чтобы я относилась к нему как к врагу». Тот самый Демосфен, чьи слова так потрясли ее, когда она впервые услышала их от отца, читавшего вслух одну из его статей. «До тех пор пока один человек заставляет других преклоняться перед собой только потому, что обладает силой стереть с лица земли их самих и все, чем они обладают и что так любят, — до тех самых пор нам следует страшиться». Ванму услышала эти слова, когда была еще в младенческом возрасте — тогда ей было всего три годика, — но запомнила их на всю жизнь, потому что они были связаны с определенным эпизодом. Снова у нее в уме возникла картина: отец прочитал эти строчки, мать что-то возразила, и вот тогда он рассердился. Он не ударил ее, нет, но он весь напрягся, и рука его чуть-чуть дернулась, словно его тело возжелало ударить и он лишь неимоверным усилием воли поборол желание. После этого, несмотря на то что никакого насилия не произошло, мать Ванму склонила голову и что-то пробормотала — напряжение спало. Ванму поняла, сейчас перед ней предстало то, что описал в этих строчках Демосфен: мать склонилась перед отцом потому, что он обладал достаточной силой, чтобы причинить ей боль. И Ванму тогда очень испугалась, как испугалась сейчас, при одном воспоминании; услышав слова Демосфена, она сразу поняла, что это правда, и одновременно подивилась, как отец мог произнести их, даже согласиться с ними и вместе с тем не понять, что повел себя таким образом, от которого предостерегал его Демосфен. Вот почему Ванму всегда с вниманием относилась к любым изречениям великого — ужасного — Демосфена. Каким бы великим или ужасным он ни был, она знала — он говорит правду.

— Не он, — поправила ее Цин-чжао. — Демосфен — женщина.

Ванму даже затаила дыхание. «Значит, вот как! Все-таки женщина. Неудивительно, что я различила такое сочувствие в речах Демосфена; ведь это женщина, и она отлично понимает, что значит, когда над тобой постоянно кто-то властвует. Это женщина, поэтому она мечтает о свободе, о том часе, когда ей не придется исполнять вечные обязанности, возложенные на нее. Неудивительно, что в ее речах сияет огонь революции, однако они всегда остаются словами и никогда не несут собой насилия. Так почему же не замечает этого Цин-чжао? Почему Цин-чжао решила, что мы обе должны ненавидеть Демосфена?»

— Женщина по имени Валентина, — прошептала Цин-чжао, но затем в ее голосе прозвучал благоговейный трепет. — Валентина Виггин, рожденная на Земле более чем три… три тысячи лет назад.

— Она что, богиня, раз прожила столько?

— Полеты. Она много путешествовала с планеты на планету, никогда не задерживаясь больше чем по нескольку месяцев на каждой. Как раз, чтобы написать новую книгу.

Все великие исторические исследования, опубликованные под именем Демосфена, были написаны одной и той же женщиной, и никто об этом не подозревает. Почему ее имя никому не известно?

— Она, наверно, не желает раскрывать своей личности, — ответила Ванму, отлично понимая, почему женщина может пожелать скрыться за мужским именем. «Я бы точно так же поступила ради того, чтобы облететь все миры, познакомиться со столькими народами и прожить десять тысяч лет».

— Ее биологический возраст должен быть около пятидесяти лет. Все еще очень молода. Последние годы жизни она провела на одной планете, там же вышла замуж, родила детей. Но сейчас она снова отправилась в путь. На… — Цин-чжао внезапно замолкла.

— Куда же? — спросила Ванму.

— Улетая с планеты, она забрала с собой всю свою семью. Сначала они направились на Небесный Мир, прошли мимо Каталонии, после чего взяли курс прямо на Лузитанию!

Услышав это, Ванму первым же делом подумала: «Ну конечно! Вот почему Демосфен с такой симпатией и пониманием относится к лузитанцам. Она беседовала с ними — с восставшими ксенологами, с пеквенинос. Она встречалась с ними и поняла, что они раман!»

Но потом до нее дошло: когда к планете подойдет флот и исполнит свою миссию, с Демосфеном и его речами будет покончено.

Только тогда она вдруг осознала, что по идее это невозможно:

— Но как она может оказаться на Лузитании, если Лузитания уничтожила свой анзибль?! Восстав, они первым делом расправились с анзиблем. Почему тогда до нас все еще доходят ее труды?