Ксеноцид

Эндер вернулся к терминалу. Миро оставался рядом с ним, следя, как на дисплее вновь возникают очертания анзибельной сети. Эндер понятия не имел, о чем Джейн говорит с Миро, хотя не сомневался — что-то она ему шепчет. Еще давным-давно Эндер выяснил, что Джейн способна поддерживать одновременно множество разных бесед. И он ничего не мог поделать — ему действительно была небезразлична близость ее отношений с Миро.

«Возможно ли такое, — подумалось ему, — чтобы один человек любил другого и не пытался завладеть им целиком и полностью? Или это настолько глубоко заложено в наших генах, что нам никогда не избавиться от подобного эгоизма? Право территории. Жена — моя. Друг — мой. Любовник — мой. Моя бесящая, раздражающая компьютерная личность, которая вот-вот должна быть отключена по вине какой-то свихнувшейся гениальной девчонки, страдающей от МПС и живущей на планете, о которой я даже ни разу не слышал… Как я буду жить без Джейн, когда ее не станет?»

Эндер увеличил изображение на дисплее. Еще, еще, еще и еще, пока не сузил область охвата всего несколькими парсеками в диаметре. Теперь на дисплее оставалась лишь малая часть сети — перекрестье в космическом пространстве всего полудюжины филотических лучей. И теперь, вместо того чтобы быть похожими на плотное переплетение нитей в ткани, филотические лучи выглядели подобно случайным отрезкам, пролегающим в миллионах километров друг от друга.

— Они никогда не соприкасаются, — проговорил Миро.

— Да, верно.

Как раз этого Эндер никогда не мог понять. По его представлениям, галактика была плоской, такой, какой ее всегда представляли звездные карты, — вид сверху той части спирального рукава галактики, где находилась Земля и откуда распространилось человечество. Но на самом деле она была не плоской. Две звезды не могли находиться в одной плоскости с двумя другими. Филотические лучи — идеально прямые отрезки, соединяющие корабли, планеты, спутники, анзибль с анзиблем, и когда глядишь на плоскую карту, может показаться, что они все время пересекаются, но из этого трехмерного сгустка на компьютерном дисплее сразу становится понятно, что они даже не касаются друг друга.

— Как она может жить здесь? — вслух поинтересовался Эндер. — Как она может существовать в этих переплетениях, если отрезки ничем не связаны и сходятся только в конечных точках?

— Ну… а может, она живет вовсе не здесь. Возможно, она — производная компьютерных программ всех терминалов.

— В таком случае она могла бы загрузиться обратно в компьютеры, а потом…

— А потом — ничего. Она не сможет снова собраться, потому что в управлении анзиблями будут задействованы чистые компьютеры.

— Это не может продолжаться вечно, — задумчиво произнес Эндер. — Очень важно, чтобы компьютеры, установленные на разных планетах, могли общаться друг с другом. Вскоре Конгресс поймет, что никакого человечества не хватит, чтобы забить вручную — даже за целый год — то количество информации, которым компьютеры должны обмениваться по анзиблю ежечасно.

— Значит, пусть она спрячется? И ждет? А потом, лет через пять-десять, как только подвернется возможность, пускай проскальзывает обратно и восстанавливает себя?

— Если она всего лишь… скопище программ.

— Должно присутствовать что-то еще, — усомнился Миро.

— Почему?

— Потому что если она состоит просто из компьютерных программ, пусть даже самозаписывающихся и самоконтролирующихся, то, значит, она все-таки была создана каким-нибудь программистом или группой компьютерщиков. В таком случае она просто-напросто выполняет задание, заложенное в нее изначально. Она не обладает волей. Она марионетка. Не разумное существо.

— Ну, если уж мы пришли к такому выводу, не слишком ли узко ты трактуешь понятие воли? — спросил Эндер. — Люди ведь точно так же запрограммированы генами и окружающей средой.

— Нет, — отверг это предположение Миро.

— А как же еще?

— Наши филотические связи доказывают обратное. Мы можем связаться друг с другом одной силой воли, на что не способна ни одна другая жизненная форма Земли. В нас есть что-то такое, мы сами — нечто такое, что возникло вовсе не из-за чего-то еще.

— Ты говоришь о душе?

— Нет, она ни при чем, — нетерпеливо махнул рукой Миро. — Священники утверждают, что наши души создал Бог, и тем самым снова превращают нас в марионеток. Если Бог создал нашу волю, значит, он и ответствен за те поступки, которые мы совершаем. Бог, гены, окружающая среда, какой-то идиот-программист, внесший комбинацию цифр в древний терминал, — воля никак не может существовать, если мы как индивидуумы явились результатом внешней причины.