— Не кори себя так. Твои чувства естественны. Они скоро уйдут. Суждено терзаться только тем, кто построил на них свою жизнь. — Он повернулся к Эле. — Но здесь встают некоторые этические проблемы.
— Я понимаю. И, считаю, лучше рассмотреть эти проблемы прямо сейчас, не откладывая, пусть даже у нас ничего не получится. Мы говорим о генном изменении всего населения планеты. Конгресс поступил крайне жестоко, когда проделал такое с вашим миром, не заручившись согласием народа. Позволительно ли нам расправиться с несправедливостью тем же самым методом?
— Более того, — добавил Хань Фэй-цзы, — вся наша социальная система держится на говорящих с богами. Большинство отнесется к подобному изменению, как к бедствию, насланному на нас разгневавшимися богами. Если станет известно, кто источник этой «чумы», нас немедленно казнят. Возможно, впрочем, и такое, что, когда по планете распространится весть, что говорящие с богами больше не слышат глас божий, обыкновенные люди восстанут и поубивают их всех. Они освободятся от МПС, но тут же погибнут!
— Мы обсудили этот вопрос, — ответила Эла. — И теряемся в догадках, как правильнее поступить. На данный момент решение кажется весьма спорным, потому что мы еще не декодировали Десколаду и, может быть, не декодируем никогда. Но если удастся справиться с этой задачей, то, по нашему мнению, выбор — применять сверхрасщепитель или не применять — полностью останется за вами.
— За людьми Пути?
— Нет, — покачала головой Эла. — Прежде всего, за вами, Хань Фэй-цзы, Си Ванму и Хань Цин-чжао. Только вы будете знать о том, что случилось в действительности, и даже если ваша дочь не верит нам, она представляет точку зрения говорящих с богами Пути. Если мы решим проблему, обратитесь с вопросом к ней. Поставьте этот вопрос перед собой. Есть ли какой-нибудь способ привнести названные изменения в мир Пути таким образом, чтобы они никому не повредили? И если есть, стоит ли вообще это делать? Нет, сейчас ничего не говорите, ничего не решайте. Просто подумайте. Мы информируем вас, если такое станет возможным. А последнее слово останется за вами.
Лицо Элы исчезло.
Джейн еще немного задержалась.
— Ну что, стоило тебя будить или нет? — поинтересовалась она.
— Да! — воскликнула Ванму.
— Приятно узнать о себе, что на самом деле ты нечто большее, чем привыкла считать, а? — усмехнулась Джейн.
— О да, — отозвалась Ванму.
— Тогда ложись спать, Ванму. И ты, мастер Хань. Твоя усталость уже выплывает наружу. Какая от тебя будет польза, если сляжешь? Ибо, как не раз говорил Эндер, мы должны делать все, что в наших силах, но не лишаться этих сил, ведь тогда мы ничего не сможем сделать.
И она тоже исчезла.
Ванму снова разрыдалась. Хань Фэй-цзы опустился рядом с ней на пол, положил ее голову себе на плечо и начал тихонько баюкать, успокаивая:
— Ну, тише, тише, дочь моя, моя ненаглядная. В своем сердце ты уже знала, кто ты есть на самом деле, и я знал, я все видел. Твое имя было очень мудро дано тебе. Ведь если Лузитания действительно совершит чудо, ты станешь Великой Матерью нашего мира.
— Мастер Хань, — прошептала она. — Я плачу больше из-за Цин-чжао. Мне судьбой было дано больше, чем я надеялась. Но кем станет она, когда лишится голоса богов?
— Надеюсь, — произнес Хань Фэй-цзы, — она снова станет мне истинной дочерью. Станет такой же свободной, как ты. Ты — моя дочь, плывущий по зимней реке лепесток, принесенный мне из края вечной весны.
Он качал ее и успокаивал, пока она не заснула у него на плече, затем бережно опустил ее на циновку и отправился укладываться спать в своем углу комнаты. Впервые за много дней в его сердце распустилась надежда.
Когда Валентина пришла навестить в тюрьме Грего, мэр Ковано сказал ей, что в камере у него сейчас находится Ольядо.
— А разве Ольядо не на работе?
— Вы, наверное, шутите, — ответил Ковано. — Он отлично умеет управляться с рабочими, но, когда речь заходит о спасении мира, работа может и подождать, кто-нибудь подменит его.
— Только не стоит заходить чересчур далеко в своих ожиданиях, — осадила его Валентина. — Это я настояла, чтобы к проекту привлекли Ольядо. Надеюсь, он чем-нибудь поможет нам. Но он не физик.
Ковано пожал плечами:
— А я не тюремщик, ну и что? Каждый исполняет то, чего от него требует сложившаяся ситуация. Я понятия не имею, связано ли это с приходом Ольядо или с недавним визитом Эндера, но что-то там сегодня более шумно, чем… чем обычно, когда камера занята трезвым обитателем. Ведь в нашем городе чаще всего заключают в тюрьму за появление на улице в нетрезвом состоянии.
— Что, сюда приходил Эндер?
— Прямиком от Королевы Улья. Эндер хочет поговорить с вами. Он спрашивал меня, но я не знал, где вы.
— М-да. Ладно, сначала я повидаюсь с Грего, а потом пойду к нему.