— Потому что только ты обладаешь силой расправиться со мной раз и навсегда. Только ты обладаешь властью сделать так, чтобы моя смерть ничего не принесла человечеству, чтобы весь мой народ отправился вслед за мной, чтобы не осталось никого, кто помянул бы меня добрым словом. Поэтому я и оставляю свой завет именно тебе. Тебе решать, принесет ли моя смерть хоть какую-нибудь пользу или о ней быстро забудут.
— Ненавижу тебя, — процедила она. — Я ведь знала, так и будет.
— Что будет?
— Ты выставишь меня в таком ужасном обличье, что мне придется сдаться!
— Раз ты знала, что так и будет, зачем пришла?
— Мне не следовало этого делать! О, если б я удержалась!
— Я скажу тебе, почему ты пришла сюда. Ты пришла, чтобы я заставил тебя отступиться. Ты отступишься от своих взглядов ради меня, но не ради своей семьи.
— Так, значит, я марионетка?
— Напротив. Ты сама выбирала — идти ко мне или нет. Ты используешь меня, чтобы я заставил тебя сделать то, чего ты на самом деле желаешь. В своем сердце, Квара, ты все еще человек. Ты хочешь, чтобы твой народ жил вечно. Ты была бы настоящим монстром, если бы не мечтала об этом.
— Смерть не прибавляет тебе мудрости, — заявила Квара.
— Еще как прибавляет, — ответил Сеятель.
— А если я скажу, что никогда не пойду на убийство Десколады?
— Я поверю тебе.
— И возненавидишь меня.
— Да.
— Ты не сможешь.
— Смогу. Я не такой уж примерный христианин. Я не способен возлюбить того, кто несет смерть мне и моему народу.
Она ничего не сказала.
— Уходи, — грустно произнес он. — Я сказал все, что мог. Теперь я хочу немножко попеть песни. Я должен сохранять разум до тех пор, пока смерть не заберет меня.
Квара, пошатываясь, направилась к стерилизатору.
Миро повернулся к Эле:
— Выпроводи всех из лаборатории.
— Но зачем?
— Есть небольшая вероятность, что она, выйдя из клетки, все тебе расскажет.
— Тогда, наоборот, мне следует удалиться, а остальные пускай остаются, — пожала плечами Эла.
— Нет, — возразил Миро. — Ты единственная, кому она хоть что-то расскажет.
— Если ты так думаешь, ты полный…
— Если она расскажет кому-нибудь другому, это не уязвит ее так, как хотелось бы ей самой, — объяснил Миро. — Все прочь из лаборатории!
Эла задумалась на секунду.
— Ладно, — обратилась она к персоналу. — Возвращайтесь в главную лабораторию и находитесь у компьютеров. Если она что-нибудь расскажет, я подключу вас к сети, и вы сможете следить за объяснениями. Как только начнете что-то понимать, немедленно делайте все, что сочтете нужным. Даже если ей действительно известно нечто сногсшибательное, у нас все равно очень мало времени, чтобы разработать усеченный вариант Десколады. Мы не успеем ввести вирус Сеятелю, и он погибнет. Так, все, пошли.
Ассистенты вышли.
Когда Квара появилась из стерилизатора, в опустевшей комнате ее ждали только Эла и Миро.
— Все равно, я считаю, нельзя убивать Десколаду, не попытавшись договориться с нею, — сказала она.
— Может, и так, — кивнула Эла. — Я же знаю одно: если такое возможно, я сделаю это.
— Выводи свои файлы, — сказала Квара. — Я расскажу все, что знаю, о разумности Десколады. Если это сработает и Сеятель выживет, я плюну ему прямо в мохнатую харю.
— Можешь плевать сколько душе будет угодно, — ответила Эла, — лишь бы он выжил.
На дисплее появились файлы. Квара начала указывать на отдельные части модели вируса Десколады. Через несколько минут она уже сидела за терминалом, тыкала пальцем, что-то печатала и отвечала на вопросы Элы.
Снова ожил передатчик в ухе Миро:
— Вот ведь стерва, — прошептала Джейн. — Она не переносила файлы в другой компьютер. Все, что знала, она держала в голове.
Ближе к вечеру следующего дня Сеятель находился на грани смерти, а Эла валилась с ног от усталости. Ее группа работала всю ночь напролет. Квара помогала им чем могла: вычитывала информацию, которую доставляли люди Элы, критиковала, указывала на ошибки. Часам к девяти они составили модель усеченного вируса, который должен был сработать как надо. Языковые способности были сведены на нет, так что теперь новые вирусы будут не в состоянии общаться друг с другом. Помимо языковых, вирус лишился аналитических способностей. Нетронутыми остались только те части Десколады, которые поддерживали жизненно важные функции природной среды Лузитании. Насколько можно было судить, не имея на руках действующего образца вируса, новая разработка объединяла в себе все необходимые качества: Десколада по-прежнему участвовала в жизненных циклах всех видов жизни на Лузитании, включая расу пеквенинос, но не могла ничем управлять и манипулировать. Новый вирус назвали Реколадой. Десколада заработала себе имя тем, что прежний вирус без разбора расщеплял чужеродные клетки; новый вирус назывался так потому, что поддерживал парные виды, из которых состояла туземная жизнь Лузитании.