Ксеноцид

— Да они пристрелят меня как собаку, — ответил Эндер. — А пеквенинос согласны на жертву, потому что это честно и справедливо. Значение этих слов я тебе как-нибудь потом растолкую.

— Мне знакомы эти слова, — огрызнулся Питер. — И я прекрасно знаю, что они означают.

— Неужели? — осведомилась юная Валентина.

К ее голосу Эндер никак не мог привыкнуть — он был таким мягким, нежным, но в то же время в нем чувствовалась сила, поэтому стоило ей только заговорить, как все взгляды немедленно обращались к ней. Эндер напомнил себе, что Валентина всегда обладала таким голосом. Ее невозможно было не слушать, хотя она редко разговаривала на повышенных тонах.

— Честь. Справедливость, — выговорил Питер, словно выплюнул грязные ругательства. — Человек, произносящий такие слова, либо верит в них, либо нет. Если нет, то эти слова означают, что кто-то по его приказу мгновенно всадит мне нож в спину. Если же все-таки он верит, победа останется за мной.

— А теперь давайте-ка я вам объясню, что означают эти слова, — взорвалась Квара. — Они означают, что скоро у пеквенинос и у нас, людей, будет большой повод для радости. Еще бы, ведь мы уничтожим целую разумную расу, которой не существует больше нигде во Вселенной.

— Да ладно тебе, — поморщился Питер.

— Все упорно твердят, что Десколада была создана искусственным путем, — продолжала Квара, — но почему-то никто не хочет задаться мыслью, что, может быть, сначала естественным путем появилась более примитивная, более уязвимая версия Десколады, и уже потом она эволюционировала до настоящего состояния. Да, вполне вероятно, что Десколада была создана, но тогда кто ее создал? И мы убиваем ее, даже не попытавшись вступить с ней в переговоры.

Питер с улыбкой оглядел Квару, потом повернулся к Эндеру.

— Признаться, я удивлен, что эта совесть эпохи — не твоих рук дело, — сказал он. — Как и вы с Вэл, она просто одержима сознанием вечной вины.

Эндер, словно не слыша Питера, попытался ответить Кваре:

— Мы действительно убиваем ее. Но только потому, что не можем больше ждать. Десколада твердо намерена уничтожить нас, и времени на сомнения не осталось. Если действовать, то немедленно.

— Я все понимаю, — кивнула Квара. — Мне просто неприятно выслушивать хвалебные речи пеквенинос о том, как храбро они ведут себя. А между прочим, совершая этот ксеноцид, они спасают свою собственную шкуру.

— Либо мы, либо они, девочка, — сказал Питер. — Либо мы, либо они.

— Ты, наверное, не понимаешь, — грустно проговорил Эндер, — какой позор для меня выслушивать собственные доводы из твоих уст.

Питер расхохотался:

— Эндрю так хочет быть непохожим на меня! Только все это ложь. Он восхищается мной. Он боготворит меня. И боготворил всегда. Как и этот ангелочек, моя милая сестренка.

Питер ткнул Вэл, но она и бровью не повела и даже сделала вид, будто не почувствовала, как его палец уткнулся ей в плечо.

— Он боготворит нас. По его извращенным меркам, она — само совершенство, которого ему никогда не достигнуть. А я — властный гений, далекий идеал бедняжки Эндрю. Вы только подумайте, какая скромность! Все эти годы он носил наши образы в себе.

Юная Вэл взяла Квару за руку.

— Я понимаю тебя, это страшнее всего на свете, — сказала она. — Помогаешь людям, которых любишь, и в то же время прекрасно знаешь, что это — ужасная ошибка.

Квара разрыдалась.

Но сейчас Эндер больше беспокоился не за Квару. Он знал, что ей хватит сил справиться с нравственными противоречиями собственных поступков и остаться в здравом уме. Такое неприятие собственных действий скорее всего смягчит ее, постепенно заставит засомневаться в непогрешимости своих суждений. Постепенно она поймет, что те, кто осмеливается не соглашаться с ней, не так уж не правы. И в конце концов она обретет целостность, научится состраданию и станет более честной, чем была прежде, в годы буйной юности. И, может быть, нежное касание юной Вэл и слова, которыми она описала страдания, терзающие Квару, помогут ей быстрее исцелиться.

Эндера больше беспокоило то неприкрытое восхищение, с которым Грего взирал на Питера. Кто-кто, а уж Грего должен был сразу понять, куда могут завести речи Питера. И тем не менее он буквально преклонялся перед кошмарным творением Эндера. «Надо избавляться от Питера как можно быстрее, — подумал Эндер. — Иначе на Лузитании он быстро приобретет себе еще большую популярность, чем Грего, и распорядится этой популярностью гораздо разумнее, а значит, быть беде».

Эндер не тешил себя надеждой, что Питер с возрастом превратится в настоящего Питера, из которого в свое время вышел сильный и достойный Гегемон. Ведь этот Питер появился не из человеческого чрева, ему были чужды чувства неуверенности и человеческой пытливости. Он представлял собой скорее карикатуру на зло в привлекательном обличье. Видимо, где-то в потайных уголках подсознания Эндера прочно угнездился такой образ. Но здесь удивляться нечему. Люди вот-вот спасут Лузитанию от Десколады, а Эндер уже готовит им новый сюрприз. И в будущем эта новая угроза может обернуться настоящим бедствием.