Ксеноцид

– Я все время думаю, чем станет для нас полет от звезды к звезде.

– Помимо сохранения вида?

– Когда ты посылаешь рабочих на расстояния во многие световые годы, ты все равно можешь смотреть на мир их глазами, да?

– И пользоваться их органами чувств, ощущать малейшую вибрацию. Когда они едят, я чувствую, как их челюсти перемалывают пищу. Вот почему в большинстве случаев о себе я говорю как о нас. Я облекаю свои мысли в форму, которую вы с Эндером можете воспринять. Я вижу то, что видят они, чувствую то, что чувствуют они.

– С деревьями-отцами дело обстоит несколько иначе. От нас требуются некоторые усилия, чтобы начать воспринимать жизнь друг друга. Но мы способны на это. По крайней мере, здесь, на Лузитании.

– Не понимаю, почему ты так боишься, что филоты подведут вас.

– Ведь я смогу почувствовать то, что почувствуют они, ощутить листвой свет иного солнца, узнать о другом мире. Это будет подобно чуду, то же самое случилось, когда люди впервые приземлились на Лузитании. До этого мы считали, что все везде одинаково, мы видели перед собой один наш мир. Но они привезли странных существ, они сами по себе были необычны, они собрали машины, которые совершали чудеса. Другие леса никак не могли поверить тому, что рассказывали им жившие тогда деревья-отцы нашего племени. По сути дела, я помню, даже наши деревья-отцы долго отказывались верить рассказам братьев о человеке. Корнерой тогда принял все на себя, убеждая их, что это не ложь, не сумасшествие и не шутка.

– Шутка?

– Среди нас бытуют истории о братьях, которые забавы ради врали деревьям-отцам, но их всегда ловили на лжи и жестоко наказывали.

– Эндер говорил мне, что такие истории создаются специально для того, чтобы поощрять цивилизованное поведение.

– Искушение солгать дереву-отцу существовало всегда. Я и сам не раз грешил. Правда, не врал. Увиливал от ответа. Сейчас братья точно так же уворачиваются от прямого ответа мне – правда, крайне редко.

– И ты наказываешь их?

– Я запоминаю, кто из них солгал.

– Если рабочий вдруг выходит из повиновения, мы оставляем его, и он умирает от одиночества.

– Брат, который слишком много лжет, лишается возможности стать деревом-отцом. Они это знают. Они врут, чтобы поиграть с нами. В конце концов они все равно рассказывают нам всю правду.

– А что, если сразу целое племя начнет врать своим деревьям-отцам? Как вы об этом узнаете?

– Ну, ты можешь еще спросить, что будет, если племя начнет срубать деревья или сжигать их.

– А что, такого никогда не происходило?

– А бывало такое, чтобы рабочие восставали против Королевы Улья и убивали ее?

– Как же такое может быть? Они же погибнут без нее.

– Вот видишь. Некоторые вещи настолько ужасны, что их даже представить нельзя. Я лучше подумаю о том, что чувствуешь, когда впервые пускаешь корни на другой планете, распрямляешь ветви в чужое небо и пьешь свет незнакомой тебе звезды.

– Очень скоро ты поймешь, что незнакомых звезд быть не может, что чужих небес не существует.

– Как это?

– Существуют просто звезды и небеса, во всем разнообразии. Все они обладают собственным ароматом, и каждый аромат хорош.

– Ты сейчас говоришь словно дерево. Ароматы! Небеса!

– Я испробовала жар многих солнц, и каждый оказался по-своему мил сердцу.