Ксеноцид

— Я удивлен, что это воплощение совестливости родилось не от твоей крови. У нее точно такой же бзик на почве чувства вины как у тебя или у Валь.

Эндер проигнорировал его и попытался ответить Кваре.

— Это правда, мы ее убиваем. Потому что больше ждать не можем. Десколада пытается нас уничтожить, и у нас нет времени тянуть. Если бы оно у нас было, мы бы пытались.

— Понимать то я понимаю, — согласилась Квара. — Сама ведь помогала. Только меня на блевоту тянет от всех этих слов, какие храбрые pequeninos. Ведь ради спасения собственной шкуры они принимают участие в ксеноциде.

— Либо мы, либо они, деточка, — заявил Петер. — Либо мы, либо они.

— Ты даже понятия не имеешь, — признался Эндер, — как мне стыдно слышать из его уст собственные аргументы.

Петер рассмеялся.

— Эндрю притворяется, будто меня не любит, — объяснил он. — Только это все ложь. Он мною восхищается. Чтит. И так было всегда. И точно так же его милый ангелочек.

Петер пихнул Валь. Та не отодвинулась. Она вела себя так, будто совершенно не почувствовала его локтя у себя под ребрами.

— Он почитает нас обоих. В его помутившемся умишке Валь предстает моральным совершенством, которого сам достичь не смог. Я же — та самая сила и гений, что всегда, хоть на чуточку, повыше возможностей нашего бедненького Эндрю. Честно говоря, это свидетельствует о его скромности: это сколько же лет носил он в своих мыслях кого-то лучшего, чем сам.

Молодая Валь взяла Квару за руку.

— Это самое худшее, что ты можешь сделать в собственной жизни, — сказала она. — Помочь людям, которых любишь, в том деле, которое в глубине души считаешь абсолютно неправым.

Квара расплакалась.

Только Эндер беспокоился не из за нее. Он знал, что девушка обладает достаточной силой, чтобы без вреда для психики воспринять моральные противоречия собственных поступков. Эта неуверенность наверняка смягчит ее характер, отберет ту абсолютную уверенность будто все ее мнения совершенно истинны, а всякий, кто с ними не соглашается, делает чудовищную ошибку. В результате Квара выйдет из этой переделки гораздо более способной к пониманию и… да, более честной, чем в запальчивые дни молодости. И, возможно, нежное прикосновение молодой Валь… и слова, так точно определившие боль Квары… излечат ее побыстрее.

Эндера беспокоило то, что Грего глядел на Петера с явным восхищением. Но ведь он лучше всех обязан понимать, к чему могут привести подобные речи. Но, тем не менее, он восхищался живым кошмаром Эндера. Петера необходимо куда-нибудь выслать, подумал Эндер. В противном случае, он привлечет к себе на Лузитании еще больше учеников, чем сам Грего… К тому же он воспользуется ими гораздо эффективней и приведет их к гораздо большей трагедии.

Эндер не надеялся на то, что этот Петер окажется похожим на истинного Петера. Тот созрел душой и сделался мудрым и сильным повелителем. Этот же Петер был не вполне человеческим существом, способным к неожиданностям и неоднозначностям. Он был создан на основании той злой карикатуры, что таилась в самых дальних закоулках подсознания Эндера. Здесь все было ясно. Пытаясь спасти Лузитанию от десколады, он принес сюда большее зло, в потенциале своем такое же разрушительное.

Но не столь сложное для ликвидации.

В который уже раз он подавил в себе эту мысль. Но та возвращалась раз уже в десятый с того момента, когда до него дошло, что рядом с ним в корабле сидит Петер. Он не настоящий; это всего лишь кошмарный сон. Если он убьет его, ведь это же и убийством не будет. Это моральное соответствие… чего? Пробуждения? Я вывел в свет собственный кошмар, а когда его убью, мир всего лишь пробудится от неприятного сна. Не больше.

Если бы речь шла только лишь о Петере, Эндер наверняка бы смог уговорить себя совершить это убийство. Во всяком случае, так ему сейчас это казалось. Удерживала его лишь молодая Валь. Нежная, духовно прекрасная… Если можно убить Петера, то и ее тоже. Если его нужно убить, то, возможно, следует убить и ее… Она не имела права на существование. Она была такой же, как и Петер: неестественной, ограниченной и деформированной в акте творения. Но вот этого он уже бы сделать не смог. Он обязан ее защищать, а не ранить… Но, раз кто-то из них был в достаточной мере реальным, чтобы жить, то и второй также. Если ликвидация Валь будет убийством, то и Петера тоже. Они же были единым созданием.

Мои дети, с горечью размышлял Эндер. Мое любимое потомство. Выскочили совершенно зрелые из моего разума, словно Афина из головы Зевса. Вот только Афина мне не досталась. Скорее уж — Артемида и Аид. Дева-охотница и владыка преисподней.

— Пошли уж, — сказал Петер. — Уйдем, чтобы Эндрю не успел убедить себя в необходимости убить меня.