Ксеноцид

Поэтому сейчас все шли в лабораторию. Петер, обвевший бургомистра вокруг пальца. Молодая Валь, завоевавшая доверие Квары, хотя, скорее из альтруистичных, а не эгоистических побуждений. И Эндер — их творец, взбешенный, униженный и перепуганный.

Это я их сотворил… выходит, я отвечаю за все, что они сделают. А ведь оба сделают немало плохого. Петер, поскольку унижение людей лежит в его натуре, во всяком случае, именно такого я и зачал в образце собственных мыслей. И молодая Валь, вопреки всей ее врожденной доброте, поскольку само ее существование доставляет боль моей сестре.

— Не позволяй Петеру дразнить себя так, — шепнула Джейн.

— Люди считают, будто он принадлежит мне, — не открывая рта, ответил ей Эндер. — Они думают, что он совершенно безвредный, потому что я такой. Но у меня нет над ним власти.

— По-видимому, они это знают.

— Я должен каким-то образом избавиться от него.

— Уже работаю над этим, — заверила его Джейн. — Может мне стоит их упаковать и вывезти на какую-нибудь пустую планету? Ты знаешь пьесу Шекспира «Буря»?

— Калибан и Ариэль… Неужто они именно такие?

— Изгнание, поскольку убить я их не могу.

— Я работаю над этим, — повторила Джейн. — В конце концов, они же ведь часть тебя самого, правда? Фрагмент образца твоего разума. Возможно, я постараюсь использовать их вместо тебя, чтобы перенестись в Снаружи? Тогда бы мне удалось использовать три корабля, а не один.

— Два, — поправил ее Эндер. — Я уже никогда туда не полечу.

— Даже на микросекунду? Если бы я просто взяла тебя туда и сразу же вернула бы назад? Нам ведь не нужно там ожидать.

— Несчастье принесло не ожидание. Петер и молодая Валь появились немедленно. Если я полечу, то создам их еще раз.

— Хорошо, — согласилась Джейн. — Тогда два корабля. Один с Петером, второй — с молодой Валь. Я должна над этим подумать. Ведь не можем же мы, после единственного путешествия, навсегда оставить идею передвижения быстрее скорости света.

— Почему же, можем, — не согласился с ней Эндер. — Реколада у нас уже имеется. Миро добыл для себя здоровое тело. Этого достаточно. А со всем остальным мы и сами справимся.

— Ошибка, — решительно объявила Джейн. — Прежде чем Флот доберется сюда, нам следует перенести pequeninos и королев на другие планеты. Опять же, нам еще нужно доставить трансформирующий вирус на Дао, чтобы освободить тамошних людей.

— В Снаружи я больше не полечу. — Даже если мне не удастся использовать Петера и молодую Валь для переноса своей aiua? Ты позволишь уничтожить королеву улья и pequeninos, поскольку боишься собственного подсознания?

— Ты даже не понимаешь, насколько опасен Петер.

— Вполне возможно, что и нет. Зато понимаю, насколько опасен Малый Доктор. И если бы ты постоянно не размышлял о собственных несчастьях, Эндер, ты бы понял это сразу же. Даже если бы здесь крутилось с полсотни маленьких Петеров и Валь, все равно нам придется воспользоваться космолетом, чтобы перенести pequeninos и королев улья в другие миры.

Эндер понимал, что Джейн права. Он все время знал это. Но это вовсе не означало, будто он был готов признать это.

— Попытайся перенести себя в Петера и молодую Валь, — сказал он одними губами. — Хотя… да хранит нас Господь, если Петер тоже сможет творить, когда окажется в Снаружи.

— Я так не предполагаю, — уверила его Джейн. — Он не настолько шустрый, каким кажется.

— Он такой, такой, — начал внушать ей Эндер. — И если ты в этом сомневаешься, тогда ты сама не настолько умна, как тебе кажется.

* * *

Эля была не единственной, которая решила проведать Садовника, чтобы приготовиться к последнему испытания Стекла. Немое дерево все еще было только ростком, совершенно ничтожным по сравнению с солидными стволами Человека и Корнероя. Но именно вокруг этого ростка собрались спасенные pequeninos. Они тоже — как и Эля — пришли сюда молиться. Это была необычная, тихая молитва. Священники pequeninos избегали церемониальности и помпезности. Они просто стояли вместе с другими на коленях и шептали на нескольких своих языках. Одни на языке братьев, другие на языке деревьев. Эля подозревала — то, что она слышит от обравшихся здесь жен, это их собственный, будничный язык… но может, и священный язык, используемый в контактах с материнским деревом. Pequeninos молились и на человеческих языках, на старке и по-португальски; кто-то из священников, по-видимому, пользовался старинно, церковной латынью. Эля очутилась посреди истинной Вавилонской башни, но вместе с тем она испытывала истинное единение. Они молились у могилы мученика — того, что от него осталось — за жизнь брата, который должен был пойти по его следу. Если Стекло сегодня навечно умрет, он лишь повторит жертву Садовника. Но если он перейдет в третью жизнь, благодарить за это будет пример и отвагу Садовника.