Ксеркс

Элегантная каюта полностью соответствовала вкусу: Фемистокл роскошно обставил её. Кованая бронза, толстые карфагенские ковры, светильники на цепях из драгоценной коринфской латуни, за треножником стояло изваяние Афродиты Верной Советчицы, любимого божества флотоводца. И, повинуясь привычке, он пересёк каюту, взял золотую шкатулку и бросил несколько крупиц благовоний в жаровню.

   - Внемли, о, владычица, — проговорил он задумчиво, — исполни мои моления.

Фемистокл знал, что слова ничего не стоят. Дуновение ночного ветра, врывавшееся в окно, разогнало аромат. Богиня смотрела на него с прежней, неизменной улыбкой, и Фемистокл горько улыбнулся в ответ.

   - Таков, значит, будет конец. Проигранная битва, измена, рабство... нет, я не стану жить, чтобы испытать всё это.

Он выглянул в окно — огни варварского флота были отчётливо видны. Фемистокл наполнил грудь солёным воздухом.

   - Так заканчивается трагедия... хуже, чем в самой скверной пьесе Фрисиппа, когда народ прогнал его хор с орхестры[40] градом финиковых косточек. И всё же... всё же...

Последовавшая мысль так и не приобрела в его голове законченный облик.

   - Да! — воскликнул Фемистокл, отодвигаясь от окна с долей прежней живости. — Я всё время держался храбрецом. Я смотрел в лицо циклопу, даже когда он строил самые гневные рожи. Но всё это пройдёт. По-моему, презренный Терсит и царь Агамемнон спят в Аиде и видят те же самые сны. Какая разница, проживёшь ли ты на несколько лет больше или меньше. Но умирать с мыслью: «Я победил» — куда приятнее, чем повторять про себя: «Я проиграл, и всё, что я любил, погибнет вместе со мной». А Афины…

Он остановился и возобновил свой монолог уже в ином тоне:

   - Сколько же существует непонятных мне вещей. Их не растолкуют в Дельфах, ни один ясновидец не прочтёт разгадку в полёте птиц. Что произошло с Главконом? Неужели он действительно был предателем? И в чём именно заключалась его измена? После его исчезновения я потерял веру в смертных.

Мысли Фемистокла вновь уклонились в другую сторону:

   - А мои сторонники в Афинах искренне верят в меня. Не лучше ли быть вождём в одном вольном городе, чем Ксерксом, господином миллионов рабов? Когда я возвратился в Пирей, меня приветствовали, словно самого Аполлона Избавителя. Как там напишут потом историки: «В это время Фемистокл, сын Неокла, побудил афинян к безнадёжному сопротивлению и тем самым обрёк их на уничтожение»? О, Зевс, неужели они действительно напишут так обо мне? Неужели меня назовут дураком и безумцем за то, что я хочу избавить свою землю от участи Мидии, Лидии, Вавилона, Египта, Ионии? Неужели мрачная Атропо сплела персам цепь нескончаемых побед? Тогда, о, Зевс, или ты, безымянная сила над силами, погляди на эту державу! Ксеркс уже не царь, а бог, и он попытается захватить Олимп и отнять у тебя престол.

Фемистокл мерил каюту отрывистыми шагами.

   - Как?! — вскричал он, ударяя себя по лбу. — Как заставить сражаться этих эллинов?

Рука его опустилась на рукоять меча.

   - Есть лишь одно место, где мы можем сразиться, имея преимущество на своей стороне. Здесь, в проливе между Саламином и Аттикой, мы можем свободно расставить все наши корабли, тогда как варвары будут мешать друг другу. Ну, а если нам придётся отступить... Нет, пусть об этом думают Адимант и его присные. Стена, преграждающая Истм... Да царь никогда не станет штурмовать её. Даже не предпримет единственной попытки, если только советники Ксеркса не сошли с ума. Разве царь не овладел морем? Разве не сумеет он высадить свою рать в любом месте за стеной? Разве я не вдалбливал эту мысль в тупые головы пелопоннесцев? Земля и боги! Уговорить каменную статую проще, чем дорийца. И они ещё считают себя наделёнными разумом.

Раздался стук в дверь. Вошёл Симонид.

   - Ты не выйдешь на палубу, Фемистокл? Люди ждут. Повар Амейны приготовил вкусную трапезу, анчоуса и тунца, вожди народа ждут тебя, чтобы совершить возлияние в честь Тихэ, Удачи, чтобы она не забыла нас своим попечением завтра утром.

   - Симонид, я в раздоре с Тихэ. Я не стану появляться на людях.

   - Значит, наши дела плохи?

   - Плохи. Но держись с отвагой перед людьми. Может быть, у нас есть ещё шанс.

   - Неужели дошло до этого? — вопросил коротышка-поэт с тревогой в голосе.

   - Оставь меня, — приказал Фемистокл, указывая рукой на дверь, и Симониду хватило ума подчиниться.

Фемистокл извлёк из стола перо, но не стал писать на разложенном перед ним листе папируса, а прикусил его кончик зубами.

   - Как заставить эллинов сражаться? Отец Зевс, открой мне способ!

Мозг заторопился с возможными вариантами.

   - Новый оракул, предсказание о неизбежной победе? Но я и так уже досуха выжал книги пророчеств. Или купить Адиманта вместе с его друзьями? Но золотом можно купить только душу, а не отвагу. Или произнести зажигательную речь, предложить новые аргументы? Но, даже если бы я обладал красноречием Нестора и мудростью Фалеса, послушают ли меня упрямые дорийцы?

Вновь постучал Симонид, лицо которого вытянулось.