Ксеркс. Покоритель Вавилона

Теория Артабана обретала неопровержимое доказательство в лице несчастных солдат Ксеркса, маршировавших перед ним.

Признав правоту дяди, Ксеркс поспешил сменить грустную тему и спросил, испытывает ли еще Артабан сомнения в успехе похода, которые он выражал в Сузах на первом совете. Артабан, как оказалось, был полон дурных предчувствий, но искренне надеялся, что пророчества призрака подтвердятся.

– Я много думал об этом, – продолжал Артабан, – и мне кажется, что существуют две очень серьезные опасности.

Ксеркс попросил уточнить.

– Обе они происходят из колоссальности твоих замыслов. Во-первых, у тебя так много боевых и транспортных судов, что, если при высадке на греческое побережье вдруг разразится шторм, я не представляю, как ты сможешь для всех найти убежище. Там нет гаваней для такого огромного количества судов.

– А вторая опасность? – спросил Ксеркс.

– Во-вторых, очень трудно найти пропитание для такого множества людей, собранных в твоих армиях. Невозможно даже подсчитать, сколько провианта может понадобиться громадной армии. Твои хранилища скоро опустеют; ни у одной страны, через которую ты пройдешь, нет ресурсов для прокорма такого множества ртов; боюсь, что поход неизбежно закончится голодом. Чем меньше сопротивления ты встретишь и чем дальше продвинешься, тем будет хуже для тебя. Я не представляю, как избежать этой опасности, и потому не знаю ни минуты покоя.

– Я признаю твои доводы не лишенными оснований, – ответил Ксеркс, – однако в великих начинаниях никогда не следует держать совет с нашими страхами. Я готов испытать многие лишения, но не откажусь от поставленной цели. Кроме того, благоразумные и осторожные советы не всегда самые лучшие. Тот, кто не рискует, ничего не добивается. Мои жизненные наблюдения доказывают, что смелые и решительные гораздо чаще добиваются успеха, чем те, кто взвешивает и обдумывает каждый шаг, бездействует при малейшем признаке опасности. Если бы мои предшественники поступали в соответствии с твоими принципами, Персидская империя никогда не достигла бы своего величия. Продолжая действовать по тем же принципам, я с уверенностью ожидаю таких же успехов. Мы завоюем Европу, а затем с миром вернемся в Персию, не столкнувшись ни с голодом, которого ты так сильно боишься, ни с другим страшным бедствием.

Услышав эти слова и поняв, что Ксеркса не переубедить, Артабан перестал его отговаривать, но один совет отважился предложить: этот совет касался использования в войне ионийцев. Ионийцы по происхождению были греками. Их предки пересекли Эгейское море и расселились в разных местах вдоль побережья Малой Азии, в западных провинциях Карии, Лидии и Мисии. Артабан считал рискованным вести этих людей в бой против их соплеменников. Как бы ни были они лояльны в начале похода, когда окажутся на земле своих праотцов и услышат, что враг говорит на их родном языке, тысяча разных обстоятельств может поколебать их преданность и привести к мятежу.

Артабану опять не удалось убедить Ксеркса. Царь считал, что брать в армию ионийцев вполне безопасно.

– Во время вторжения в Скифию, когда Дарий оставил ионийцев под командованием Гистиея охранять мост через Дунай, – напомнил Ксеркс, – они проявили стойкость и преданность, доказали, что им можно доверять, и сейчас я доверюсь им. Кроме того, они оставили свое имущество, своих жен и детей, все, что им дорого, в Азии. Пока в наших руках такие заложники, ионийцы не посмеют пойти против нас.

Ксеркс добавил также, что, поскольку Артабан так сильно озабочен результатами экспедиции, он не станет принуждать его идти с армией дальше, разрешает вернуться в Сузы и взять там на себя управление державой до царского возвращения.

В программу парада войск, во время которого состоялась эта беседа между Ксерксом и его дядей, входил «потешный» морской бой в Геллеспонте между флотами двух наций для увеселения царя. Победили финикийцы. Ксеркс пришел в восторг от сражения и величественного зрелища.

Вскоре Ксеркс отправил Артабана в Сузы в качестве регента империи, после чего созвал придворных и полководцев и объявил, что настал час переправы через Геллеспонт. Царь произнес напутственную речь, призвал приступить к великим военным трудам с решимостью и непреклонной волей, заявил, что после победы над греками ни один другой враг в обитаемом мире не сможет справиться с персами.

Распустив совет, царь отдал приказ на следующий день на рассвете перейти мост через Геллеспонт. Утром, как только стал рассеиваться мрак, на мосту сожгли различные благовония, разбросали ветви мирта – символ триумфа и радости. Ожидая появления солнечного диска, Ксеркс стоял с чашей, полной вина, собираясь принести жертву богам. Когда первые ослепительные лучи сверкнули над горизонтом, Ксеркс вылил вино в море, затем швырнул в воду чашу, бесценный золотой кубок и персидский меч. Древний историк, описавший церемонию, был не уверен, предлагались эти дары в знак преклонения перед солнцем или должны были умилостивить море, раздраженное и оскорбленное предыдущим наказанием.