Ксеркс

— О, Афина Паллада! — взмолился он всем сердцем. — Если ты не любишь меня, не забудь о своей любви к Элладе, твоему городу и Гермионе, жене моей!

Всадники мгновенно окружили его, выхватив из ножен кривые мечи. Они что-то кричали, указывали в сторону Главкона мечами и копьями. Главкон только безмолвно оглядывался и просил богов наделить его мудростью. Семеро наездников принадлежали к свирепому племени саков, и Главкон был готов ожидать от них чего угодно. Однако на грудь восьмого спускалась светлая борода, и атлет возрадовался: начальник отряда оказался персом.

Саки спорили, с пылом тыкая остриями в грудь пленника. Но Главкон взирал на них настолько спокойно, что перс в конце концов восхитился его доблестью:

— Опустите оружие. Клянусь Митрой, отвага этого эллина не уступает его красоте! Как он стоит! Мы должны привести его к князю.

— Великолепный, — промолвил Главкон на чистейшем персидском языке, — я послан гонцом к князю Мардонию. И если вы действительно верные слуги бессмертного царя, покажите мне дорогу в ваш лагерь.

Перс вздрогнул:

— Клянусь жизнью собственного отца, ты разговариваешь по-персидски не хуже, чем слуги самого Царя Царей. Что ты делаешь здесь… один на дороге?

Прежде чем ответить, Главкон протянул руки и, перехватив верх упёртого в его грудь копья, переломил древко, будто соломинку. Он прекрасно знал, каким именно образом можно добиться восхищения варваров. Все восторженно взвыли — кроме владельца копья.

— Силён, красив и отважен. Говори же, кто ты?

Горделиво распрямившись, Главкон принял властную позу:

— Я действительно долго жил среди слуг Царя Царей. Я научился говорить по-персидски за столом князя Мардония, ибо я сын Аттагиния Фиванского, не самого ничтожного из друзей великого государя в Элладе.

При упоминании одного из самых видных сторонников мидян в Греции перс посерьёзнел. Голос его даже сделался подобострастным:

— Понимаю. Ты, великолепный, несёшь послание от своего царя?

— Свежие новости, только что привезённые из Азии. Скажи наконец, где стоит войско?

— К северу отсюда, возле Асопа. Эллины находятся чуть южнее. Вот что, Рухс, — обратился перс к одному из всадников, — сажай благородного вестника позади себя на коня и вези его к полководцу.

— Да благословит небо твою щедрость! — воскликнул гонец, пожалуй, с излишней поспешностью. — Но я отлично знаю дорогу, а достойный Рухс не будет мне благодарен, если я помешаю ему взять свою долю добычи.

— Да-да, тут за холмами, в Элевтерах, говорят, есть ещё не разграбленный дом, симпатичные девчонки, и мы уж заставим их папашу вырыть горшок с деньгами. Благослови тебя Мазда, господин, едем.

— Йе! Йе! — завопили саки, и самым громким среди них был голос Рухса, которому совсем не улыбалось везти гонца в лагерь.

С этим верховые отъехали, а Главкон, потуже перевязав пояс, припустился вперёд в сгущающихся сумерках.

Приключение послужило предостережением. Афина избавила его от беды, но во второй раз полагаться лишь на её милость не следует, и Главкон направился дальше уже полем. Солнце клонилось к закату, к длинному бурому хребту Геликона, что совершенно не радовало Главкона. До этого он не замечал, насколько успел истощить запас сил. Неужели он, истмийский победитель, сокрушивший гиганта Ликона перед ликующей толпой, способен лишиться сознания, как усталая девица, когда речь идёт о чести самой Эллады? Почему вдруг язык его превратился в горячий уголь? Почему ноги, казавшиеся такими быстрыми возле Оропа, едва отрываются от земли?

Он вдруг вспомнил недавние события: муки, перенесённые на «Бозре», разорванные путы, встречу с Фемистоклом, бессонную ночь на триере. И вот он бежит теперь, как заяц перед сворой охотничьих собак. Не окажутся ли только напрасными все эти усилия?

— За Элладу! За Гермиону! — пробормотал сквозь запёкшиеся губы Главкон, и тут какой-то злоумышленный бог заставил его оступиться.

Споткнувшись о камень, Главкон упал, ударившись лицом и руками. Спустя мгновение он поднялся, но тут же осел на землю, ощутив острую боль в лодыжке. Он подвернул ногу. Какое-то мгновение атлет сидел неподвижно, стараясь отдышаться и стискивая зубы, чтобы боль не казалась такой острой.

— В моих руках судьба Эллады. Я могу умереть, но обязан выполнить поручение.