Ксеркс

— Демарат…

Снова молчание.

— Демарат…

Наконец тот шевельнулся, зазвенев металлом. Глаза открылись, и на лице промелькнула улыбка:

— Фемистокл, это ты? — Улыбку немедленно сменила гримаса ужаса: — О, Зевс, оковы! Как же я дошёл до такой жизни!

Узник сел на соломенной подстилке. Скованные руки подпёрли голову.

— Не шуми! — приказал флотоводец. — Не шуми и не безумствуй. Я отослал стражу, нас никто не услышит.

Демарат успокоился:

— Ты милостив ко мне. Ты не знаешь, какое искушение обрушилось на меня. Ты спасёшь меня.

— Я сделаю всё, что могу. — Голос Фемистокла был печален, как звук Эоловой арфы, но узник с пылом ухватился за слово:

— Ты можешь всё. Эту битву выиграл Павсаний, но спасителем Эллады называют тебя. Люди выполнят всё, что ты им прикажешь.

— Я рад этому.

Лицо Фемистокла казалось непроницаемой маской сфинкса. Демарат скованными руками вцепился в край хламиды флотоводца:

— Спаси меня! Пошли в изгнание — в Сицилию, в Карфаген, на Оловянные острова… куда прикажешь. Неужели ты забыл нашу дружбу?

— Я любил тебя, — дрогнувшим голосом ответил флотоводец.

— Вспомни же сегодня об этой любви.

— Я не забыл.

— О, Зевс Милосердный, почему тогда твоё лицо так ужасно? Ты поможешь мне спастись?

— Помогу.

— Будь благословен, но поспеши! Боюсь, что утром воинам прикажут забить меня насмерть камнями.

— Этого не будет.

— Будь снова благословен, но нельзя ли мне бежать этой же ночью?

Голос Фемистокла заставил узника похолодеть.

Демарат съёжился. Флотоводец распрямился, являя на лице смесь жалости, презрения и боли.

— Слушай, Демарат, — произнёс он твёрдым голосом. — Мы захватили твой походный сундук, нашли ключ к тайнописи и знаем всё, что ты писал Ликону. Мы узнали, насколько искусно ты умеешь подделывать письма. Гермес Обманщик наделил тебя этой способностью на твою же погибель. Мы привели с собой Хирама. Сегодня его посадили на «лошадку». Он признался во всём. Мы взяли и Биаса и выслушали его историю. Скрывать тебе нечего. Мы знаем всё, начиная с растраты народных денег до того, как ты перед битвой посетил стан Мардония. Можешь не признаваться. Добавить тебе уже нечего.

— Хорошо. — На лбу узника выступили крупные капли пота. — Но ты не знаешь, насколько сильным был соблазн. Ты никогда не оказывался между Сциллой и Харибдой? Всякий раз я давал себе клятву в том, что новый ошибочный шаг станет последним. Я сопротивлялся Ликону. Я не хотел быть с Мардонием. Но они оказались сильнее меня. Видит Афина, я вовсе не мечтал о власти над городом. Не властолюбие заставило меня предать Элладу.

— Верю. Но почему ты сразу не обратился ко мне?

— Не понимаю.

— Почему ты не пришёл ко мне, когда нужда в деньгах поставила тебя на грань преступления? Ты ведь знал, что я люблю тебя. Я видел в тебе собственного сына и наследника, способного продолжить мои труды и сделать Афины светочем Эллады. Я бы дал тебе золото… пятьдесят талантов.

— Я не посмел. Я думал об этом. Но побоялся.

— Правильно. — Фемистокл презрительно изогнул губы. — Ты более трус, чем негодяй или предатель. Фобос, чёрный страх, правит твоей душой, а не Гермес. А теперь…

— Но ты обещал, что спасёшь меня.

— Спасу.

— Сегодня ночью? Что это у тебя?

Фемистокл открыл сосуд.

— Бумаги, найденные в твоём сундуке. Они обвиняют в союзе с персами многих благородных эллинов из Коринфа, Сикиона, Спарты. Вот… — И Фемистокл начал по одному подносить папирусы к огню факела. — Вот превращаются в пепел свидетельства их связи с мидянами. Мардоний умер. Пусть вместе с ним умрёт и война. Отныне Элладе ничего не грозит.

— Благословляю тебя, благословляю! Помоги мне спастись. У тебя есть меч! Сбей с меня эти оковы. Тебе несложно это сделать и…

— Подожди!

Ровный голос флотоводца заставил узника умолкнуть. Фемистокл закончил своё дело. И тут Демарат взвыл, сражённый животным страхом:

— Что это… кубок?

— Подожди. — В руках Фемистокл а оказались серебряная чаша и фляга. — Разве я не сказал, что ты сегодня же должен избавить себя от оков? Поторопись, ночь проходит.

Флотоводец подошёл к несчастному.

— Слушай меня, Демарат. Твои преступления против Афин и Эллады были совершены под влиянием сильного искушения. Деньги, взятые тобой из общественных средств, возвращу я сам, если ты ещё не сделал этого. Хищение прощено тебе.

— Ты настоящий друг, Фемистокл, — проговорил узник охрипшим голосом, однако в глазах флотоводца вспыхнули огоньки.

— Друг! — воскликнул он. — Да. Клянусь Зевсом, хранителем клятв и обетов, друг у тебя был. Где он теперь?

Демарат припал к земле, не смея даже шелохнуться.