Ксеркс

Артабан ощутил, что не может переубедить царя. Тем не менее он заметил:

— И всё же, прежде чем мы распростимся и я возвращусь в Сузы, скажу тебе, Ксеркс, только одну вещь: бойся ионян.

Ксеркс расхохотался.

— Бойся ионян! — повторил Артабан. — И не выводи их на поле против братьев по крови. При нашем численном превосходстве это не обязательно. Если они пойдут с нами, то будут либо самыми презренными, либо самыми достойными из всех бойцов. Самыми презренными — если помогут тебе надеть твоё ярмо на собственную страну, самыми достойными — если выступят за свою свободу. Ничтожество их ничем не воспрепятствует нам. Но если они решат быть достойными, это может помешать нашим планам.

Ксеркс снова расхохотался.

— Не бойся, дядя! — ответил он. — Я полностью доверяю своим ионянам. Возвращайся же в Сузы и правь моей державой и моим домом. Возлагаю на тебя свой венец и даю тебе в руки мой скипетр.

Ксеркс умел говорить подобное самым неотразимым образом. И, обращаясь с такими словами к своему дядюшке-любомудру, он всегда производил на Артабана впечатление своей гордой улыбкой, царственным движением рук и ладоней.

Парад завершился, сидевшие перед престолом вельможи разом поднялись и приблизились к царю.

Ксеркс тоже встал и проговорил:

— Персы! Глаза ваши только что видели перед собой истинное великолепие, и я приказываю вам не дать померкнуть славе бессмертных деяний моих благородных предков и незабвенного родителя моего Дария.

И царь произнёс вдохновенную речь, которую выслушали вельможи, однако воины и мореходы, скопившиеся на суше и на море, на кораблях и мачтах, могли только догадываться о том, чего хочет их властелин.

Глава 12

Персидскому воинству предстояло пересечь Геллеспонт на следующий день. Полководцы дождались рассвета. Над проложенным по кораблям мостом заклубился дым, повсюду поднимавшийся из огромных бронзовых курильниц. По доскам рассыпали мирт, ветвями лавра обвили ограды и палисады. И когда солнце встало, царь со своими полководцами вступил на мост. После, окружённый магами, он поклонился солнцу. Совершив возлияние из золотого кубка, он воскликнул:

— О солнце! Отврати от меня всё, что может помешать персам захватить Европу, до самых дальних её пределов!

Маги повторили молитву. А потом Ксеркс позволил себе щедрым жестом выбросить в море золотой кубок, жертвенный кувшин и изогнутый меч.

Вокруг перешёптывались, утверждая, что Царь Царей хочет подобным образом умилостивить Геллеспонт после клеймения и порки.

Началась переправа, она длилась семь дней и семь ночей. Всё это время Ксеркс, перебравшийся на противоположный берег со своими десятью тысячами Бессмертных, священной колесницей и копейщиками-телохранителями, следил за тем, как войско его шло в Европу.

Вместе с ним пошли на Запад вьючные животные с сундуками и паланкины, в которых ехали младшие жёны и наложницы, присланные из Суз.

Ксеркс же сидел на своём престоле на берегу возле Света и смотрел, как шли перед его глазами бесчисленные отряды. Наконец один из жителей Сеста закричал царю:

— О, Зевс! Зевс! Зачем ты принял облик Ксеркса, царя персидского, и ведёшь с собой столько людей, чтобы победить Грецию? Ты управишься и без войска.

В ответ Ксеркс громко расхохотался.

В самой середине воинства кобыла родила зайца. Чудо было несомненным, и маги не могли не заняться толкованием. Смысл знамения был очевиден: великое деяние закончится пустячным успехом; возможно, оно завершится бегством. Самка мула принесла жеребёнка сразу обоих полов. Это истолковать было сложнее, но тем не менее…

Ксеркс осмеивал все предзнаменования. Гордый флот Царя Царей шёл вдоль берега. Войско маршировало через выпитую досуха реку Мелас, по опустевшему её ложу, и забирало на запад, в обход, а потом вытекало на протянувшуюся до моря равнину Дориска.

По этой равнине течёт Гебр, река полноводная, которую выпить сложнее. А к западу от неё высится дворец и цитадель Дориска, в которой Дарий оставлял гарнизон, выступая на битву со скифами. И равнина, и прибрежные воды, на взгляд Царя Царей, были куда более подходящими для второго, более подробного смотра, чем произведённого на узком берегу возле Абидоса и в волнах смехотворно узкого Геллеспонта.

Корабли стали между Фасосом и Самофракией, и Царь Царей приказал своим бесчисленным ратям пройти мимо цитадели.

В итоге персидские воеводы насчитали миллион и семь сотен тысяч душ. Десять тысяч воинов под угрозой кнута поместили в ограждённый круг. Потом их выпустили, после чего в загон этот загнали новое войско. Таким-то образом и насчитали этот миллион с семью сотнями тысяч. И теперь все сии несчётные тысячи торжественно проходили мимо Царя Царей.

Первыми шли персы. Головы их покрывали остроконечные войлочные головные уборы, называемые тиарами, а на многоцветных кафтанах с рукавами в обтяжку лежали чешуйчатые, словно рыба, железные нагрудники. Штаны были узкие, тоже в обтяжку. Персы казались симпатичными и ловкими. Одежда придавала им стройности, она выгодно подчёркивала атлетические фигуры.