Ксерокопия Египта

Стоит появится новому историческому «памятнику», пусть даже на краю света – его тут же облюбуют все археологи мира. Но вот только проблема в том, что за эту новинку готовы биться насмерть – здесь закон такой же, как в психушке. Кто первый халат надел – тот сегодня и доктор. Точно так же происходит и с «историческими штуками», тем более, когда они такие же древние, как, скажем, черствый хлеб.

Ну а если они появляются из ниоткуда – так это вообще бомба замедленного действия. Взрывается она тогда, когда об открытии узнают журналисты – дальше случается сарафанное радио, обеспечивающее такую славу, которую не ведают даже поп-звезды. Умей древние здания мыслить – они бы лихорадочно захворали звездной болезнью.

Еще один слой песка смахнули кисточкой и подчистили рукой. И опять – иероглифы.

– Ну, с фасадом мы вроде закончили, – человек протер лоб рукой и почувствовал дуновение ветерка. – Как-то она хорошо сохранилась.

– Она? – осведомился панамчатый.

– Ну, она, да. Предположительно – гробница.

– И с чего ты это взял, а?

– Ну, я не эксперт в птичках-синичках, но здесь написано… если переводить, – ветерок, непривычный для пустыни, усилился, – то получается что-то типа: «Дом для могильщиков». Ну, это примерный перевод.

– Опять сплошные шарады. Ох уж эти древние египтяне…

Песчинки начали кружиться в ненормальном и нервном танце, лейтмотивом которого стал усилившийся ветер. Крупинки завивались, как во время песчаной бури, вот только делали это более форменно – словно гонимые неведомым скульптором. Частицы собирались в образы, еле-уловимые, но различимые – если быть точным, в один образ.

– Песчаная буря? —панамчатый закрыл глаза рукой.

– С чего это вдруг? – ответил второй, отвлекаясь от иероглифов.

Тут стоит поступить подло и переключить сюжетное внимание на маленького скарабея – одного из смелых – который решил приблизиться к древнему сооружению. В отличие от археологов, ему не нужно было переводить «птичек-синичек» – он знал и понимал все, спасибо генетической памяти. И, будь у него возможность пообщаться с двумя людьми, стоящими неподалеку, жук бы рассказал им чуть больше и поведал бы трактовку всех слов и фраз.

Но скарабей не мог говорить на человечьем – это, наверное, самая важная причина.

Забегая вперед – с двумя археологами уже никто не смог бы поговорить.

Жук зажмурился – сами представьте, как, – а потом все же струсил и вновь зарылся поглубже.

А песок, который бешено кружил в воздухе вперемешку с обрывками древних бинтов, выглядел уж слишком живым.

И только скарабеи знали, почему.

Часть первая. Ужасы древней гробницы

Глава 1. «Душистый персик»

Пустынное марево, хотя, вернее сказать, адовая жара, всегда требовала своеобразных оазисов, где любой путник, начинающий галлюцинировать, мог напиться воды и наконец-то передохнуть под ветвями трех пальм аравийской земли. Хотя, все зависело от уровня галлюцинаций – порой, прильнув к живительной влаге можно было начать жевать песок просто потому, что солнышко уже окончательно напекло.

Марево не прекращалось и сейчас. Песчинки прыгали, как блохи на спине собаки, разнося свое тепло, полученное от солнца, по всей округе. А когда ветер поднимался еще сильнее, то картина мира внезапно покрывалась рябью и сепией, становилась похожей на старый фильм, снятый студентами-киношниками на поломанную камеру, купленную на барахолке.

Пальмовые листья загадочно шуршали, навевая атмосферу какого-то болливудского кино или романтического произведения, где вот-вот либо выскочит Али и начнет изучать родимые пятна всех рядом стоящих, либо появится граф Монте-Кристо.

Подводя краткий итог – даже с приходом в пустыню цивилизации, ничего особо не изменилось, и потребность в оазисах никуда не ушла. Только вот эти самые оазисы немного эволюционировали.

В одном египетском городе, как говорят, где-то на отшибе мира, такой оазис назывался «Душистым персиком», и был он ни чем иным, как своеобразным кафе (хотя местные навряд ли называли его именно этим словом). Ни одна смертная душа не оставляла заведение без внимания. Бессмертные души тоже с удовольствием бы забегали в "Душистый персик", но вот только их на земле не осталось. Как оказалось, бессмертие – понятие вполне себе конечное.

Если проследить вектор движения некой фигуры, позвать профессоров-физиков, несколько часов подумать и почертить мелом по доске, можно узнать, что фигура направляется ровно к дверям заведения.

Ну а если подключить немного скорости и смекалки, прибавить шагу – то можно оказаться внутри намного раньше шагающего человека.

Кальянный дым клубился тонюсенькими колечками, словно бы кто-то нарезал осьминога и разбросал по помещению. Он аккуратно полз от одной длинной трубке к другой, сплетаясь и скручиваясь в причудливые фигурки. При желании, можно было бы разглядеть сотни спонтанных образов, которые появлялись и тут же растворялись.