Кстати о любви (СИ)

Егор промолчал. К нему вдохновение от спиртного не шло. Да он больше и не пил. И поглядывая на Валеру, периодически толкающего то ли тосты, то ли сентенции, определял для себя нечто подобное главной цели: оформить развод, чтобы иметь возможность разговаривать с Русланой без оглядки на двусмысленность их отношений. И как бы ни сходило с ума его чертово самолюбие, он был уверен в одном — однажды они встретятся и поговорят. И он добьется от нее ответов на все свои вопросы.

— Я сваливаю, — сказал Лукин, поднявшись.

— Ясно, — хмуро ответил уже хорошо поддатый Валера. — Бухать ты даже сейчас не можешь… Отпустил бы себя — полегчало бы.

— Не хочу. Бухать не хочу. Тебе такси вызвать?

— Вызови… Алка точно прибьет, если сам поеду.

Лукин вызвал. Для Валеры и для себя. А едва оказавшись в гостинице, завалился на кровать и вырубился, будто сели батарейки.

Глава 4

Следующие дни батарейки функционировали согласно сертификату качества. Такой работоспособности, пожалуй, даже Марценюк не припомнил бы, а в его понимании Егор был знатным трудоголиком.

Лукин брался за все, что плохо лежало. И неплохо тоже. Писал статьи, редактировал чужие, общался с адвокатом, просматривал отобранный материал на ближайшие номера, гонял выпускающих редакторов, снова общался с адвокатом, подписывая в очередной раз очередные бумаги, и для полноты картины сам себя отправил в командировку — популярный аналитик проводил семинар в Праге, делясь опытом в области визуализации данных в журналистике.

Прошедшее время Егор мог измерить чем угодно — количеством слов, километров, мегабайтов, но не днями, в которых он существовал. Календарь перестал иметь значение, не было будней и уик-эндов, даты слились в сплошной поток непрекращающихся занятий, которые отвлекали от осознания, что он скучает.

Лукин скучал по Руслане. Злость проходила, и пару раз он просыпался посреди ночи с идеей рвануть в Будапешт. Холодный душ возвращал здравомыслие. Носиться по городу в поисках Озерецкого с целью обнаружения Русланы — довольно замысловатая логическая цепочка при условии нежелания самой Русланы его видеть. И слышать. Ее телефон молчал. Его сообщения в Фейсбуке оставались непрочитанными. Впрочем, и она совсем не бывала онлайн. А сам Егор затемно являлся в редакцию с тем, чтобы вписать в ежедневник в два раза больше дел, чем вычеркнуть.

В такие дни обычно возникает предощущение того, что где-то плотина прохудилась, не выдержит и скоро рванет столбом воды, сбивающим с ног. Понесет за собой, и сил выплывать не станет. Или не станет желания.

Плотину пробило. Спустя полторы недели такого полусуществования. Началось традиционно с мелочи — по сути теперь уже мало что означающей, но все же вносящей смуту и раздражение.

С утра к нему вломился Марценюк. Разъяренный, что с ним не так часто бывало. И разве что не плюющийся горящими ядрами.

— Объяснишь мне, в конце концов, какого черта твоя Олька считает возможным указывать мне, что я должен делать, а что нет? — возопил он с порога. — Если ты делегировал ей свои полномочия, то так и скажи, и я подумаю о смене места работы, потому что меня задрало то, что она лезет куда не просят! У нас смена руководства или переподчинение? Что за херь происходит?! Если я хочу оставить колонку Сухорук, то это я буду согласовывать с тобой и только с тобой! Жена твоя при чем? Она штатным журналистом у нас числилась? Или ей все можно?!

— Что случилось? Только без эмоций, — Лукин отвел глаза от монитора и посмотрел на зама.

— То случилось! — Марценюк бухнулся на стул перед главредом. — Явилась сегодня — здрасьте, вы скучали? Вся такая жизнерадостная и активная. Увидала Сухорук и выдала: она все-таки здесь? Ну и еще ряд эпитетов, она умеет. Алевтина расстроилась. А Олька еще и по мне проехалась… Звездище!

Брови Лукина дернулись вверх и тут же вернулись на место.

— Она у себя?

— А где ей быть? Тая в приемной, значит, чаи не гоняют. Пашет, работяжка.

Олин кабинет был рядом, и Лукин оказался там через полминуты.

— Привет, — сказал он с порога. — Каким ветром?

Оля сделала глоток чаю из чашки, которую держала в обеих руках, и очень серьезно посмотрела на мужа.

— Отпуск закончился.

— Твое заявление было не на отпуск, а об увольнении. И я его подписал.

— Считай, что я его аннулировала. Имею право.

— Уже не имеешь. На календарь посмотри.

— Я хочу работать. Это и мой дом тоже!

— Хочешь работать — оформляйся как положено.

— Тебе доставляет особое удовольствие издеваться надо мной? — голос почти экс-супруги звучал спокойно, но руки отставили чашку и нервно потянулись за карандашом. Она всегда крутила в руках карандаш, когда нервничала. — То, что ты спишь со своим недоразумением, по-твоему, недостаточное для меня унижение. Теперь еще и это?

— Станешь спорить с кадровой и юридической службами?

— Я не хочу спорить! Я хочу обратно свою жизнь!

— Оль, я не против того, чтобы ты работала.

— Но против того, чтобы снова жить вместе, — Залужная сглотнула подступившие слезы. — Без объяснений.

Лукин, наконец, прошел вглубь кабинета и устроился на одном из стульев. Посмотрел на Ольгу — спокойно и равнодушно.