Кстати о любви (СИ)

На крыльце Колькиного дома медленно закурила, дрожащими пальцами

стряхивала пепел и жмурилась от дыма, иногда покашливая. Погода

портилась – в ночь посыпался мелкий дождь. Разбивался о дороги и дома.

И все ей казалось, что слишком холодно, и дождь осенний.

В конце концов, достала телефон. Номер Егора нашелся быстро. Она даже

последние три цифры хорошо помнила. Один-четыре-четыре. Такое не

стирается из головы, даже если удалить из памяти телефона. Но и оттуда

она не смогла стереть его номер.

На раздумья ушло всего ничего – целая вечность и четыре шага секундной

стрелки.

Набрала. Вслушалась в гудки.

И вместе с гудками чувствовала, как дико гудит все ее существо, будто это

она сливалась с сигналом мобильного телефона и искала среди прочих

сетей – его.

Не нашла.

Не взял трубку.

А она докурила и отправилась домой. С тем, чтобы, свернувшись

калачиком на кровати, уткнуться носом в подушку, на которой он обычно

спал, но из которой давно уже выветрился его запах. И тихо скулить, пока

не забылась тяжелым сном, закончившимся рано утром, когда на улице все

еще было темно. Любое ее утро начинается в рань. С пробежки. Но только

сейчас ей бежать уже некуда и незачем – только к нему и только за ним.

Глава 7

- Да какого ж хрена! – выдохнула Росомаха в 7:30 утра, когда Лукин не

просто не взял трубку – вырубил телефон. Это что? Настолько не хотел с

ней общаться?

Ладно. Можно допустить, что на ночь он ставит трубу на беззвучный – но он

не ставит! Она-то знает! Спал крепко и не слышал? Или… с кем-то там

спал? Но это, разумеется, не ее дело. Или ее? Или?..

Какого лешего он отключил телефон?!

Сначала спасать, а потом игнорировать? Нормально вообще?

Руслана воззрилась на экран, будто бы спрашивая у того, что за нафиг

происходит. Сообщение о том, что абонент на связи, не приходило. Она и

так еле дотерпела до семи с копейками, чтобы снова начать звонить, но ей

отвечал только бездушный голос, сообщая, что абонент – не очень абонент.

Будто наткнулась на стену – не пробиться. Рука дернулась к голове.

Вспышкой в мыслях отобразился единственный вопрос: не пробиться?

Сколько времени он бился о стену, которую она возвела? Она первый раз

включила прежний номер, когда вернулась в Киев с Толиком и Алиной. Это

было в конце февраля. Полтора месяца он не мог пробиться. А потом…

потом, наверное, уже не хотел.

Будто пазлы – кусочки содеянного ею и им – начали выстраиваться в

общий узор. И этот узор ей не нравился.

Когда она мчалась в аэропорт после вечеринки в честь дня рождения

журнала, он сидел у Гуржия, не понимая толком, что происходит. Или

понимая? Или уже неважно, понимая или нет?

Когда она ходила по стенам у Озерецкого, отключив телефон, он звонил

ей… количество пропущенных вызовов она оценила после того, как

вставила в аппарат симку. Не въезжала зачем, но и не пыталась въехать.

Может, беспокоился по поводу слетевшей с крючка рыбки. Он, вроде, рыбалку любил?

Когда она тайно, в глубине души, даже не признаваясь в том себе, ждала от

него хоть каких-нибудь действий, он был один, совершенно один в Киеве. И

знал, что она в Будапеште… Нет. Не так. Он знал, что она сбежала от него

в Будапешт. Ощутимая разница. Где бы он искал ее в чертовом

Будапеште? А она придумывала план, как его проверить с этим проклятым

интервью!

Когда она возвращалась восвояси, он летел в Штаты, искать ее через Тоху.

И схлопотал по морде… Просто потому что хотел ее найти. За остывшим

кофе она пересмотрела все, что смогла найти во всемирной сети по поводу

той дурацкой драки в Лос-Анджелесе. Даже видео – какой-то умник на

мобильный снял. Ладно Тоха, с него не убудет, с петуха. Но Егор… Егор – и

драка?! Егор, которого вынудили ответить. Они с Антошкой вынудили.

Происходило все что угодно, она творила все, что приходило в голову, –

только затем, чтобы скрыться от него. Каково это – месяцами долбиться в

стену, не зная, ждут ли за стеной – или наоборот, пребывая в уверенности, что не ждут? Привыкаешь и не больно? Да черта с два! Становится все

равно? Может ли стать все равно? Ей ведь так и не стало…

Но и она – другое, чем он. Она думала, ее предали. Ее не предавали. А его

осудили, даже слова не дав. В то время как он… он делал, а не говорил.

Не оправдывался. Там, в Одессе… он не оправдывался. Будто смирился с

ее выбором. И снова делал – не говорил. Впрочем, она тоже. Неслась

вперед, не оглядываясь, не беря в голову и в расчет того, что следовало

брать и в голову, и в расчет.

А ведь и без слов понятно. С кем бы он ни приехал на чертову

«Жемчужную леди», ничто не отменяет дикой, кошмарной сцены в его

номере. И ничто не отменяет рассеченной брови на его красивом лице. И,

что самое страшное, ничто и никогда не отменит сказанного «получился

хороший проект из меня». Единственные слова, которые он позволил себе.

Потому что ему было больно.

Болело не только у нее.

И тем не менее. Он вытащил ее. Вытащил – и ушел. Будто бы не было

смысла продолжать. Просто развернулся и свалил прочь от машины

Гамлета.

- Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, - пробормотала Руслана. К

черту! В ее жизни и так было слишком много классики в последнее время.

От Шекспира до Шиллера.