Кстати о любви (СИ)

квартиры и пропустил нежданного гостя в свою обитель. Теперь в ней

пахло свежесваренным борщом и чесноком. Колька повел носом. И

улыбнулся.

- Ленок, - хмыкнул он. И потащил Егора в комнату. А еще через две минуты

взревел: - Росохай варвар! Какого хера мне свою долбаную Мозиллу

установила!

- Снесешь, - буркнул Лукин, подходя к столу, за которым устроился Гуржий.

– Что в журнале?

- Фейсбук, будь он неладен. Ха! Да она даже разлогиниться не

удосужилась, звезда!

- И? – нетерпеливо спросил Егор.

- Да не знаю я! По диалогам ее шариться, что ли? Кстати, вот

непрочитанное… от Тохи Озерецкого.

- От Озерецкого… - задумчиво повторил Лукин и пристально смотрел на

аватарку. К удивлению, не росомаха. Реальная фотка: Руслана, в шортах и

футболке, в руках панама, загорелая и без зеленых прядей в светлых, сильно выгоревших и от этого почти белых волосах. – Это из Африки?

- Либерия. Мы там два месяца проторчали.

Егор кивнул, и, по-прежнему глядя на фотографию, спросил:

- Еще что делала? Кроме Фейса.

- Ща… - Гуржий зашуршал дальше. – Билеты онлайн. На самолет… В

Будапешт. Купила.

- В Будапешт? – удивленно переспросил Егор. – Почему Будапешт?

- Может, там «Дракулу» снимают? – почесал репу Колька. – Сам подумай.

Она телефон не включала, даже такси с моего вызвала. Общалась в это

время только с Тохой своим…

- Озерецкий снимается в «Дракуле»?

- Ага. Руська рассказывала, в Румынии даже были.

Точно! Ольга что-то говорила и про «Дракулу», и про Румынию, когда

убеждала его в необходимости интервью с Озерецким для журнала.

- В котором часу у нее рейс?

Колька быстро переместился на нужную страницу, потом так же быстро

бросил взгляд на часы. И как будто приговор огласил:

- Через восемь минут. Ну вот как вы не пересеклись?!

- Она выключила телефон, - проговорил Егор себе под нос. – Она всегда

его выключает.

- Дура.

- Она так решила.

- Росохай может… Борщ будешь?

- Какой еще борщ, - усмехнулся Егор. – Поеду я. Спасибо.

- Ну… разборки разборками, а обед по расписанию… Правда, она тоже не

ела нифига…

- Ни разборок, ни обеда. Как-то так, - Лукин протянул руку.

Гуржий на этот раз ответил рукопожатием, но, продолжая хмуриться, добавил:

- Учти, я тебе не помогал и даже не общался. Захлопнул дверь перед твоим

носом. Если еще и я врагом стану, кто ее будет на трассе подбирать?

- Хотел бы я быть уверенным, что больше не придется, - хмуро сказал Егор.

- Сам говорил, что хуже ее упертый…

Лукин промолчал, вышел в коридор, уже от самой двери снова

поблагодарил.

Медленно спускался по ступенькам и знал, что в этом раунде победила

упертость Русланы. Он чувствовал злость на нее, понимал, что не вправе, и ничего не мог с этим поделать. Шаги его стали быстрее. Отключила

телефон, ночевала у Гуржия, улетела в Будапешт. Всё лишь для того, чтобы не быть с ним.

Лукин почти выбежал из подъезда, зло хлопнул дверцей машины, усевшись

за руль, и громко выругался. Повернул ключ, заводя двигатель. Она хочет

так – пусть будет так!

Через полчаса заселялся в гостиницу. Дурацкий торшер с вызывающе

ярким изумрудного цвета абажуром в тон гардинам – выбесил. Только

зеленой гармонии ему сейчас и не хватало. Девушка-администратор, умильно хлопающая ресницами, заметно вздрогнула, когда он сердито

спросил другой номер, и показала ему комнату, в которой он и остался.

Здесь вообще не было ни торшера, ни гардин. В качестве оформления

выступали бамбуковые римские шторы и японская люстра. К счастью, не

африканская.

Душ не снял напряжения, сон не принес покоя, и вечером Лукин

предпринял еще одну попытку, крайне новаторскую – позвонил Валере.

- Да? – отозвался его гениальный друг.

- Есть предложение, подкупающее своей новизной. Идем нажремся.

- О-го, - только и смог ответить Щербицкий.

- А-га! Так как?

- Та я же… всегда… В «Мандарин»?

Лукин мысленно зарычал, а Валере выдал насмешливое:

- Тебе в «Мандарине» медом намазано?

- Нормальный клуб!

- Поэтому поедем в ненормальный. Через час в «Пещере».

Через час. В «Пещере». Было малолюдно, но уже жарко.

Как ярый комсомолец-нигилист Щербицкий приехал раньше. Партия

сказала: «Надо». Комсомол ответил: «Есть». Совершенное воплощение.

Нигилизм же проявлялся в недоуменном и в каком-то смысле недовольном

разглядывании ярчайшего примера уникального интерьера заведения –

элемента «наскальной живописи» на корявой стене. Под коньяк – что

заявленному нигилизму не противоречило.

Лукин вынырнул из ржавого полумрака светильников, видимо, имитирующих факелы. Водрузил на стол бутылку черного рома и два

стакана. Сам расположился напротив Валеры и разлил спиртное. Один

стакан толкнул по столешнице к Щербицкому. Тот на мгновение зацепился

взглядом за его руку – кожа на костяшках пальцев была основательно

счесана и темнела характерными пятнами.

- А ты уже кому морду бил? – поинтересовался Валера, кивнув на ладонь.

Егор вслед за ним глянул на свою руку, будто только заметил.

- На стену напоролся, - хохотнул в ответ.

- Чего-то тебя… совсем скрутило… ты хоть живой?

- Как видишь!

Валера усмехнулся, отодвинул свой коньяк и взял ром. Понюхал. Пригубил.

- За что-то конкретное пьем или за кого-то?