Кто боится вольных каменщиков

В Королевской Арке более, чем где-либо еще, масонство подошло к осознанию самого себя в качестве шага в мистическом восхождении через различные фазы посвящения к высочайшему символизму. Схема и характер этого осознания представляются весьма гностическими (в самом общем, а не только христианском смысле), но оно проявляет еще одну черту, глубоко укоренившуюся в масонстве: его религиозный релятивизм. Религиозный релятивизм в феноменологии религии может быть приблизительно описан как то, что происходит, когда какая-либо религия, при помощи саморефлексии, самоосознания и са-моописания, определяет собственное положение относительно какой-либо другой религии, а также религии вообще. Неизбежным следствием является то, что религия, о которой идет речь, теряет свой абсолютный статус, и более того, любая религия, которой случится иметь какое-либо отношение к первой, также становится относительной. Недавно опубликованное письмо сэра Ральфа Верне в The Times демонстрирует этот феномен на очень простом уровне спонтанно выражаемого религиозного мнения: «В течение всей своей взрослой жизни я был масоном, а также причащался в англиканской церкви. Мне выпала честь открыть более 20 новых отделений Масонства Королевской Арки… и как патрону пяти англиканских приходов представить епископу для посвящения почти столько же англиканских священников. Обе эти обязанности были взаимодополняющими, и к ним обеим имеет отношение молитва царя Соломона: “Услышь Ты на небе, месте своего обитания, и когда услышишь, прости”… Не могу не заметить, что открытыми мной 20 отделениями было сделано для блага общества больше, чем некоторыми из священников, занявших приход… Несомненно, Синод должен поддерживать Святой Дух в его действии через то и другое»[180].

Основное в письме Верне — чего он сам, по-видимому, не осознает (поскольку оно стало неотъемлемой частью его религиозного сознания еще прежде, чем он открыл первое из двадцати отделений Королевской Арки), — это тот самый религиозный релятивизм, который столь типичен для масонства Высших Степеней, почти врожденное убеждение, что твоей религией является или может являться сочетание общепринятого и обычного для большинства (например, англиканской церкви) с безудержным мистическим символизмом. А отношение между тем и другим определяется твоим собственным выбором, или волей Бога — или тем и другим[181]. Но сколь бы гуманистическим и пессимистическим ни был тон Верне, несомненно, что Королевская Арка была не только более христианской, чем масонство in toto, но более мистичной и определенно более тринитарной[182].

Ранняя история Королевской Арки (если у нее есть таковая) даже еще более темна, чем история Древних. Дж. Дж. Финдел, которому не нравился этот обряд, приписывает его изобретение шевалье де Рэмзею, создателю Шотландских Степеней, который ввел его во Франции где-то между 1738 и 1741 гг., оттуда он был привезен в Англию (или Ирландию) около 1743 г.[183] Называя этот обряд «французской Королевской Аркой», Рэм-зей заявлял, что он является на самом деле возрождением боковой ветви традиционной Королевской Арки шотландцев. Поскольку нет никаких свидетельств того, что такая традиция на самом деле существовала в Шотландии в то время, то, возможно, он имел в виду, что в масонстве (в то время и всегда) существовал некий мистический Поиск, воспоминание (или интуицию) о котором он и решился оформить в виде своей Королевской Арки[184]. Здесь, как и в случае со многими другими эпизодами масонской истории, мы наблюдаем постоянное напряжение между историей (реальной или воображаемой) и вневременной мистикой, между датированными (или недати-руемыми) событиями и внеисторической памятью — или воспоминанием о том, что интуитивно воспринимается как присутствовавшее всегда, с незапамятных времен[185].