Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

Зажатые с двух сторон, гитлеровцы дрогнули и спешно ретировались в подземелье. Однако преследовать их сил не было. От 450 солдат батальона, вступивших вечером 30 апреля в бой, 180 были ранены или убиты. Те же, что уцелели, буквально валились с ног от усталости.

Из рассказа С. Неустроева: «…Положение наше оставалось тяжелым. Люди были крайне изнурены. У большинства солдат руки и лица были покрыты ожогами, от обмундирования остались только обгоревшие лохмотья. Ко всему прочему, нас мучила жажда, кончались боеприпасы…

Вдруг противник прекратил огонь. Мы насторожились…» [110].

Вскоре из-за угла лестницы, ведущей в подземелье, показался белый флаг. Стало ясно, что немцы вызывают на переговоры.

Неустроев и послал для выяснения «переводчика» Прыгунова. Вернувшись, тот подтвердил, что противник вызывает на переговоры.

Условие при этом одно – говорить будут только с генералом, в крайнем случае – с полковником. Причем уполномоченных командованием армии или даже фронта.

Связываться с Зинченко или тем более с Шатиловым, просить их прибыть в Рейхстаг в ситуации, когда каждый метр Королевской площади простреливался, было нереально.

А из тех, кто имелся у Неустроева под рукой, выше, чем на капитана, никто не тянул.

Ну ничего: решили сделать «полковником» фактурного Алексея Береста. Кожанку на его богатырскую фигуру подбирать не пришлось – своя выглядела вполне сносно. Фуражку – форменную, офицерскую – заняли у капитана Матвеева. Наградами поделились. В переводчики взяли все того же Прыгунова. Сам Неустроев – в своей обгорелой телогрейке, из которой во все стороны торчали клоки ваты, решил идти в «адьютанаты». А что делать?! Подрасстегнул ватник, чтобы офицерский китель под ним виден был, – и пошел вместе с Берестом: надо же было посмотреть собственными глазами, что за оборона, сколько там людей, как наступать и т. д.

Спустившись в подвал к гитлеровцам, «парламентеры», конечно, сильно рисковали. Немцы были на грани нервного срыва и пристрелить могли запросто. Как раз накануне посланных к ним парламентеров из 525-го полка фашисты без всяких разговоров расстреляли.

Но решили: будь что будет! В Рейхстаг ворвались, знамя уже наверху. Надо доводить дело до конца. Так что виду не подавали, держаться старались уверенно. Спустились в полумрак какого-то бетонного каземата. Из него туннели в разные стороны уходят. Проходы перегорожены мешками с песком. На брустверах – пулеметы. Кругом немецкие автоматчики в боевой готовности. Смотрят, как загнанные в нору звери.

Встретивший наших парламентеров полковник на ломаном русском объяснил, что немецкое командование готово пойти на капитуляцию. Но при условии, что русские солдаты будут отведены с огневых позиций: они-де возбуждены боем и могут учинить самосуд.

– Мы поднимемся наверх, – заявил он, – проверим, выполнено ли предъявленное условие, и только после этого выведем гарнизон для сдачи.

«Ну вот, только этого и не хватало, – подумал Неустроев. – Очень им будет интересно увидеть наше „могучее войско“!

Реакция «полковника» Береста была более чем убедительной: «Если вы задумали остаться в живых, складывайте оружие – и наверх. Пойдете при этом не только через наши боевые порядки, как положено всем пленным, но под дулами автоматов!»

Явно ошарашенный его напором, гитлеровец попытался было выторговать свободный проход к Бранденбургским воротам, но, не выдержав тяжелого взгляда Береста, как-то сник и сказал, что доложит наши требования коменданту гарнизона. Ответ пообещал дать через двадцать минут.

– Если в указанное время не вывесите белый флаг, начнем штурм! – сказал, как отрубил, Берест «под занавес».

Парламентеры отправились в обратный путь. «Сейчас легко сказать: покинули подземелье, – вспоминал после войны С. Зинченко, – а тогда… Пулеметы и автоматы смотрели в наши спины. Услышав за спиной какой-то стук, даже шорох, мы ждали, что вот-вот прозвучит очередь, но продолжали идти ровным, спокойным шагом».

К своим «полковник» Берест и «сопровождающие его лица» вернулись в 4 часа утра.

Но прошло двадцать минут, час, полтора… Немцы белого флага не выкидывали и больше никаких попыток выйти на переговоры не предпринимали.

Неустроев с ротными решил, что «фрицы» что-то замышляют, а пока попросту тянут время…

Правда, как раз время-то работало совсем не на них. Глубокой ночью немецкий гарнизон в Кроль-опере капитулировал перед воинами 207-й дивизии. Кроме того, ни Неустроев, ни другие командиры, ни их приготовившиеся к штурму подземелий солдаты не знали, что еще в самом начале новых суток 2 мая радиостанция 79-й Гвардейской дивизии 8-й Гвардейской армии 1-го Белорусского фронта приняла радиограмму от немцев на русском языке: «Алло! Алло! Говорит 56-й танковый корпус. Просим прекратить огонь. К 12 часам 50 минутам ночи по берлинскому времени высылаем парламентеров на Потсдамский мост. Опознавательный знак: широкая белая полоса на фоне красного цвета. Ждем ответа!»