Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

Так или иначе, сводный полк 1-го Белорусского фронта под своими боевыми знаменами с блеском пройдет по Красной площади. Будут в его полководческой шеренге и заслуженные, но сильно разгневавшие Жукова своей «нерасторопностью» в бою генералы танковых войск С. Богданов и М. Катуков. Будут в этих победных рядах и славные солдаты, старшины, офицеры 3-й ударной армии, штурмовавшие Рейхстаг.

Вот только не будет среди маршировавших никого, кто более всего при этом штурме отличился.

Степан Неустроев потом писал, что не обиделся. И был счастлив уже хотя бы тем, что присутствовал и все собственными глазами видел.

Правда, через много лет как-то все же признался, что, когда «отбраковали», про себя с горечью подумал: «Как в атаку идти, так Неустроев первый, а вот на парад не гожусь!»

Дембель по-кремлевски

С окончанием большой и кровавой войны смягченная общим смертельным риском и боевым братством армейская субординация вновь довольно резко отделила военачальников от рядовых.

А самых авторитетных полководцев расставил по местам сам Сталин. Уж очень большую силу и авторитет они набрали с точки зрения Вождя во время судьбоносных оборонительных боев и победоносных наступлений. И то, что теперь под рукой у этих ставших народными героями маршалов и генералов находилась мощная, численностью аж в 11 миллионов 365 тысяч человек армия людей с психологией победителей и соответствующим чувством достоинства, внушало Сталину особые опасения. Вынужденно умерять свое фантастическое властолюбие лозунгом «Отечество в опасности!» уже не было никакой нужды. Теперь Вождь снова не только мог, но и считал должным подогнуть народ и дисциплинировать армию так, чтобы без его на то воли в стране и пикнуть никто не смел.

К тому же, покрасовавшись на параде, маршалы и генералы сами догадались, что необходимо самым срочным образом отметить выдающиеся заслуги Верховного Главнокомандующего. Как догадались и кто подсказал – существует несколько версий. В околокремлевских кругах уже не первый день муссировались по крайней мере два предложения. Первое – переименовать столицу СССР в город Сталиндар. И второе – присвоить вождю звание Генералиссимуса Советского Союза. Говорят, что последнее предложение обсуждалось неоднократно. И каждый раз Сталин предлагал этого не делать. Так это было или нет, но факт остается фактом. От передачи своего имени Москве всесильный хозяин Кремля категорически отказался. Видно, не очень-то ему был нужен еще один Сталинград или Сталинабад. А вот стать Генералиссимусом все же себя уговорил. И сделал это таким образом, что не оставил никаких сомнений, для чего ему такой титул нужен. Из воспоминаний маршала И. Конева: «Очень интересной была реакция Сталина на наше предложение… На заседании Политбюро, где обсуждался этот вопрос, присутствовали Жуков, Василевский, я и Рокоссовский (если не ошибаюсь). Сталин сначала отказывался, но мы настойчиво выдвигали это предложение. Я дважды говорил об этом. И должен сказать, что в этот момент искренне считал это необходимым и заслуженным. Мотивировали мы тем, что по статуту русской армии полководцу, одержавшему большие победы, победоносно окончившему кампанию, присваивается такое звание.

Сталин несколько раз прерывал нас, говорил: «Садитесь», – а потом сказал о себе в третьем лице:

– Хотите присвоить товарищу Сталину генералиссимуса. Зачем это нужно товарищу Сталину? Товарищу Сталину это не нужно. Товарищ Сталин и без этого имеет авторитет. Это вам нужны звания для авторитета. Товарищу Сталину не нужны никакие звания для авторитета. Подумаешь, нашли звание для товарища Сталина – генералиссимус… Вы маршалы, и я маршал, вы что, меня хотите выставить из маршалов? В какие-то генералиссимусы? Что это за звание? Переведите мне.

Пришлось тащить разные исторические книги и статуты и объяснять, что это в четвертый раз в истории русской армии после Меньшикова и еще кого-то и Суворова.

В конце концов, он согласился. Но во всей этой сцене была очень характерная для поведения Сталина противоречивость: пренебрежение ко всякому блеску, ко всякому формальному чинопочитанию и в то же время чрезвычайное высокомерие, прятавшееся за той скромностью, которая паче гордости».

Весьма важный, уточняющий штрих в эту сцену внесло свидетельство Рокоссовского, который потом вспоминал, что Сталин согласие дал после того, как он заявил: «Товарищ Сталин, вы маршал, и я маршал, вы меня наказать не сможете!»