Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

К счастью, у преследователей почему-то не оказалось собак. Благодаря чему лейтенант, петляя средь стволов и отстреливаясь, сначала оторвался от погони. А потом, перекантовавшись до ночи в укромном местечке под поваленным деревом, кружным путем побрел в направлении озера Селигер.

К своим вышел в районе Полы. На родной батарее обрадованные ребята вручили своему командиру свеженький номер армейской газеты «Знамя Советов» с посвященной ему заметкой. В газете лейтенанта Иванова называли «Героем Отечественной войны», а также «бесстрашным» и «неуловимым». После этого «всезнающий солдатский телеграф» понес слух, что наверх пошло представление на награждение Иванова чуть ли не Золотой Звездой Героя Советского Союза.

Каких-либо следов того представления в дальнейшем так и не обнаружилось. Зато заметка просто выручила. Потому что спасла лейтенанта от серьезных неприятностей.

Случилось это после драматичного окружения в районе Демянска, где приписанная к 27-й армии батарея Иванова вместе со всем соединением оказалась в жутком котле.

Получив приказ пробить из него «коридор», лейтенант под покровом темноты вывел свою батарею в первую траншею. И в меру имевшихся у него возможностей попытался расчистить огнем дорогу для мотострелкового полка. Однако цели разведка указала неверно. Да и фрицы разгадали маневр.

Так что пехота, поднявшись было в атаку, снова залегла. А оказавшимся в ее сильно поредевших рядах артиллеристам пришлось с потерями, под шквальным огнем противника оттаскивать свои пушки назад, во второй эшелон. Сам же раздосадованный неудачей лейтенант задержался в боевых порядках и стал разбираться с пехотным начальством. Это-то и спасло ему жизнь. Потому что отошедшую назад батарею буквально «заутюжили» прорвавшиеся в тыл немецкие танки…

Из очередного окружения Иванов с группой чудом уцелевших красноармейцев выбирался… больше месяца.

Голодные, холодные, они сутками тащились по дремучим демянским лесам, обходя обширные гибельные топи. Изредка кормились у сельских теток – как правило, сердобольных, жалостливо готовых отдать «сынкам» последний кусок хлеба.

Но случалось и по-иному. Один ласковый, говорливый дедок чуть не заманил их прямо карателям в лапы.

А дело было так: столкнулись в узкой лощине лоб в лоб с немецким дозором: не увернуться, не разминуться. Схватились врукопашную – молча, страшно… Злее оказались наши. Те, кому не повезло, вповалку с немцами остались лежать на первом, уже в октябре выпавшем снежку. Уцелевшие побрели дальше.

К своим вышли в районе города Осташков на озере Селигер. Тут уже фронт установился – немцам пришлось притормозить.

На сборе в Бологое, где родной Иванову 623-й полк, по существу, формировался заново, армейская контрразведка дотошно разбиралась, кто, как, почему… Артиллеристов особенно пристрастно пытали на один предмет: не забыли ли они при отступлении снять и похоронить замки от своих орудий. Успели ли забить стволы песком и, выстрелив, их разворотить.

Забывчивых карали безжалостно. Одного из подчиненных Иванова – офицера Сарычева – трибунал без лишней волокиты приговорил к высшей мере наказания.

Поставив осужденного перед строем и зачитав: «За трусость и невыполнение приказа…», приговор тут же привели в исполнение.

Обреченный на позорную смерть Сарычев только успел выкрикнуть: «Прощай, Ро…» Полностью «Родина» уже не договорил – пуля прервала.

Вот так добавилась еще одна «единица» к тем 17 тысячам человек, которых мы в те страшные, казалось совершенно беспросветные, дни ежедневно теряли убитыми на бескрайних полях сражений.

А ведь мог бы еще воевать…

Рецидивы «большой игры»

Иванова ретивые бойцы невидимого (с передовой) фронта теребили не меньше других. И кто знает, чем бы весь этот их энтузиазм для лейтенанта закончился, если бы не газетная вырезка с рассказом о его геройстве. Да еще ох как вовремя поданная реплика члена Военного Совета генерала Веревкина, у которого хватило совести и мужества заявить дознавателям:

– В том, что батарея была не подорвана, а раздавлена и брошена – не только их вина. Это вина всех. Так что же теперь – всех карать?