Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

И вот новый поворот судьбы, все ближе и ближе подводящей героев нашей истории друг к другу. Теперь в разных литерных эшелонах, но в одном направлении двигались в разболтанных, всепогодных теплушках и доблестные воины шатиловской дивизии, и отважные артиллерийские разведчики из дивизиона, когда-то так рачительно, с «бора по сосенке» собранного, а потом вынужденно оставленного неугомонным лейтенантом Ивановым.

Теперь уже всем стало ясно, что их перебрасывают к Варшаве. А за ней уже шел прямой путь туда, откуда война пришла, – в фашистскую Германию.

Польский вопрос и варшавский реквием

Но Красная Армия, всего за несколько недель до того отбившая у врага около четверти территории Польши и вплотную подошедшая к столице, вдруг отказалась от концентрации сил для броска в этом, казалось бы, самом желанном для нее направлении. Оставив часть войск под Варшавой, советское командование начало широкомасштабное наступление на юго-западе, в направлении Балкан, Венгрии и Австрии. Инициатива совершения такого кульбита исходила лично от И. Сталина. И была продиктована, по крайней мере, двумя важными для него резонами. С одной стороны, тем самым Красная Армия опережала продвижение в эту часть Европы действовавших в Италии англо-американских войск. С другой – «решала польский вопрос». Суть последнего заключалась в том, что 1 августа 1944 г . в Варшаве началось восстание, которое готовила Армия Крайова, – военная организация, находившаяся под контролем лондонского эмигрантского правительства. Начало восстания было приурочено к тому моменту, когда советские войска заняли Прагу – варшавское предместье на восточном берегу Вислы. Командование Армии Крайовой стремилось освободить «столицу Ржеч Посполитой» еще до прихода Красной Армии. И это, по мнению Сталина, в намечавшихся переговорах между советским руководством и польским эмигрантским правительством могло дать последнему лишние козыри.

Поэтому остановленные приказом сверху на варшавском рубеже советские солдаты в досадном бездействии наблюдали за тем, как немцы сначала подтянули к городу резервы и технику, а потом, к началу октября, методично и жестоко расправились не только с участниками восстания, но и гражданским населением…

Однако фактор измотанности все-таки тоже присутствовал. Из тех войск, что остались под Варшавой, большая часть участвовала в Белорусской операции, которая развивалась без перерыва аж с конца июля. Недокомплект в составе частей и соединений хронически зашкаливал за 50% штатного состава. В полках 3-й ударной армии ситуация была ненамного лучше. И сохранялась она практически до самой зимы. Недаром комбату Неустроеву так врезался в память разговор со своим предпочитающим воевать не числом, а умением командиром – полковником Зинченко. Произошло это близ польского городка Минска-Мазовецкого в один из морозных декабрьских деньков на КП 756-го полка. «Полковник, – цитирую Неустроева, – встретил меня радушно, спросил о здоровье, о самочувствии, предложил вместе почаевничать. Я видел, что он был очень озабочен. Когда сели за стол, Зинченко сказал: „Последние бои в Латвии были тяжелыми. В полку два стрелковых батальона, в батальонах по 70—80 человек. Будем пополняться. Сформируем третий батальон. Формировать будете вы“»[24].

Разговор о новом подразделении возник не на пустом месте. К началу перебазирования во многих полках – в том числе и у Зинченко – в связи с недокомплектом третьи батальоны были вынужденно упразднены. Но теперь в дивизию поступало пополнение численностью полторы тысячи человек. И наконец-то появилась возможность сделать все стрелковые полки снова трехбатальонными. Для Неустроева это был, по существу, вопрос восстановления нормальной боеспособности его подразделения: ведь пока у него под началом было 80 бойцов, то есть столько, сколько полагается не батальону, а роте. Правда, пополнение поступало слабоподготовленным, а если говорить о большинстве – не подготовленным совсем. Вместо обычного доучивания в запасных частях их сразу же распихивали по полкам и батальонам. Но что делать? Как и другим командирам, пришлось Неустроеву ускоренным путем дотягивать новичков до приемлемого уровня: вместо плановых в полевых условиях восьми—десяти часов подготовки в сутки комбат муштровал их по 15—16 часов подряд. Догадывался, что за спиной клял его молодняк на все лады и называл «зверюгой». Но знал и другое: плохо обученный, слабый в солдатском ремесле солдат – и в бою не боец, и на свете не жилец. А потому в преддверии грядущего наступления, не жалея ни себя, ни других, гонял новичков до седьмого пота…

К счастью, высшая стратегия подарила ему и всей армии еще почти два с половиной месяца.