Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию...

Есть такой жуткий исторический факт: спартанцы перед решающей битвой убивали своих женщин. Почему? Да затем, чтобы их никто не ждал. Считалось, что тогда не так больно умирать. Ибо только такой воин способен на полную отдачу

У многих, очень многих наших солдат война отняла самых близких, самых дорогих. Она, в некотором роде, их тоже сделала спартанцами, которым уже нечего было бояться и нечего терять.

Но ведь все же больше было таких, кому как раз было что терять. И им очень, очень хотелось жить.

Но был солдатский долг. И очень тяжелое, но осознанно принятое каждым решение: погибнуть, но победить…

Ровно в назначенное время добровольцев построили в просторном коридоре на первом этаже.

По поручению командования корпуса задачу перед ними ставил уже знакомый нам начальник политотдела всего соединения полковник И. Крылов.

Обратившись к бойцам, он повторил, в сущности, им уже известное: о решении командования сформировать из добровольцев частей корпуса и приданных ему соединений две штурмовые группы; о поставленной самим Верховным Главнокомандующим исторической задаче, которую им надлежит выполнить…

Далее полковник лично разделил строй на две группы по 25 человек в каждой. В первую, куда был назначен командиром гвардии капитан В. Маков, в основном попали добровольцы из 136-й и 86-й артбригад. Во вторую – ее возглавил майор М. Бондарь – вошли бойцы из 40-й артбригады и некоторых других частей.

Главное задание для обеих групп звучало одинаково: «Водрузить знамя над Рейхстагом!»

Уже зная, какое значение это сыграет впоследствии, сразу же подчеркну: ни о каких знаменах, подготовленных по распоряжению Военного совета армии специально для данной акции, речь даже не возникала.

Более того. Четко сформулировав задачу, начальник политотдела корпуса как бы повторил – но уже на более высоком уровне – ту процедуру, которая состоялась при отправке на задание добровольцев 136-й артбригады утром того же дня. Он вручил каждой группе по свертку красной материи. И во всеуслышание заявил (далее цитирую сказанное по свидетельству участника этой процедуры М. Минина): «Что под Знаменем Победы надо понимать первый Красный флаг или Красное знамя, водруженное над Рейхстагом. Таких знамен можно изготовить много, если найдется красный материал» [61].

Серьезность сказанного полковник И. Крылов подкрепил обещанием, «что те воины или группа воинов, которые первыми водрузят Красное знамя, будут представлены к званию Героя Советского Союза, а вместе с ними к этому высокому званию будут представлены и их прямые начальники – от командира взвода до командира дивизии» [62].

Видимо, уловив, что говорит все это бойцам, идущим почти на верную смерть, и потому сводить все к почетным, но скорее всего посмертным наградам как-то «не очень», полковник счел необходимым закончить свою речь такими словами:

– Если кому-то из вас суждено будет в этом бою погибнуть, то его подвиг Родина никогда не забудет, она позаботится и о семье погибшего…»

На этом установочная часть построения была закончена. Теперь, когда идейно-политическая составляющая их миссии была разъяснена, а составы определены, добровольцев предстояло снарядить для исполнения двух других, уже непосредственно боевых задач – разведывательной и штурмовой.

Для этого в каждую группу включили по паре радистов с рацией, а также придали отделение связистов с телефонными аппаратами и несколькими катушками полевого телефонного кабеля.

Теперь, когда первая группа отправлялась в расположение 150-й стрелковой дивизии генерала Шатилова, а вторая уходила в полосу 171-й дивизии полковника Негоды, все дальнейшее зависело только от удачи и грамотных действий самих добровольцев.

И конечно же, их командиров.

А первой группе с командиром явно повезло.

Парень с Арбата

Высокий, подтянутый, атлетического сложения Владимир Маков на артиллерийских разведчиков сразу же произвел хорошее впечатление.

И не только внешностью. Под его случайно распахнувшейся кожаной курткой с капитанскими погонами мастера оптической и звуковой разведки моментально углядели о многом говорящий опытному глазу «иконостас». Мелькнувшие в разлете маковской двубортной кожанки ордена Красного Знамени и Красной Звезды, четыре нашивки за ранения – все это свидетельствовало о том, что командир их группе попался стреляный, боевой.

Однако вряд ли из тех, кто знал капитана до войны, могли бы угадать теперь в этом матером, налитом уверенной силой мужике того долговязого восемнадцатилетнего паренька с московского Арбата, который в августе 41-го добровольцем отправился на фронт. Отправился, между прочим, не просто прервав учебу в Московском индустриальном техникуме до лучших времен, но даже не предупредив о своем решении отца и мать. Весточку прислал уже с передовой: «Простите. Не волнуйтесь. Война… »

Война, как общая беда, сразу же подхватила вчерашнего студента своим кровавым, бешеным течением. И понесла по гибельным омутам и порогам.