Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Интересно, интересно. Мы полагали, что с врагами в этой конторе уже покончено, ан нет. Ошибки быть не может? А что, если какая-нибудь случайность, совпадение? Тут ошибаться нельзя,— комиссар даже встал от возбуждения и прошелся по кабинету.

«Странный мужик этот Николаев. То ругается, что “тянем резину”, а то строжится, чтобы не ошиблись. И при чем тут враги в потребкооперации, если он связной германской разведки, которую потребкооперация интересует далеко не в первую очередь?» — подумал про себя Климов.

Узко мыслил лейтенант. Он и представить себе не мог, какие перспективы раскрытия широкомасштабного заговора в потребкооперации с участием германской агентуры нарисовались в воображении начальника отдела. Климов же решил, памятуя настоятельную просьбу Львова об участии девушки Глебова в праздновании его дня рождения, просить у начальника разрешения на ввод в разработку Анюты.

— А эта девушка Глебова… ей доверять можно?

— Характеризуется положительно,— поспешно ответил Климов.— Мы все отработаем. Львов явно не тянет на резидента, кто-то за ним стоит. Думаю, на этой неделе появится главный и мы прихлопнем их лавочку.

— Хорошо, готовьте документы. Еще вопросы есть? — расщедрился Николаев. Климов начал лихорадочно перебирать в памяти, какие вопросы ему надо было подтолкнуть через начальство. Вспомнил.

— Что-то в разведке тянут с нашим запросом, товарищ комиссар. Пробовал связаться, телефоны не отвечают. Может, вы поможете,— осторожно поинтересовался лейтенант. Лицо комиссара вновь помрачнело.

— Придется подождать. Вы, очевидно, не знаете, что в последние дни арестован ряд руководящих сотрудников внешней разведки. Развели, понимаешь, троцкистский муравейник, синагогу. Только что нарком приказал мне лично допросить одного из этих деятелей. У вас все?

Климов согласно кивнул. Он уже дошел до двери, когда Николаев бросил ему вслед:

— Свиридов вернется через неделю. У тебя, лейтенант, есть шанс отличиться. Так что активизируй работу. Удачи.

Поблагодарив комиссара, Климов вышел из кабинета. На душе как-то сразу полегчало, и он быстро пошел по коридору, не реагируя на окружающих. «Доброе слово и кошке приятно. Вот и жить снова захотелось»,— улыбнулся он своим мыслям и вдруг увидел перед собой конвоиров, сопровождающих в кабинет Николаева мужчину в штатском. Лицо мужчины заросло щетиной, сквозь которую виднелись запудренные следы побоев. В глазах его отчетливо читались тоска и безнадежность. Климов, по инерции сделав несколько шагов, остановился и посмотрел вслед арестанту. Внезапно мужчина тоже повернулся, глаза их встретились, и Климов вспомнил…

Это было в 1923 году, в самый разгар борьбы с троцкистской оппозицией. Он, тогда еще совсем молодой коммунист, красноармеец, попал на партийное собрание ячеек войск и органов ОГПУ. Зал был переполнен, страсти кипели нешуточные. Энтузиазм присутствующих умножали лозунги, полные экспрессии и революционного задора: «Да здравствует мировая революция!», «Да здравствует товарищ Ленин!», «В единстве — сила партии», «ОГПУ — надежный отряд партии». Докладчик в кратком слове призвал присутствующих дать отпор попыткам троцкистов разбить монолитное единство партии, однако реакция зала на этот призыв была двойственной. Кто-то сокрушительно аплодировал, другие восприняли призывы крайне сдержанно. Климов помнил, как один из выступивших в прениях резонно выразил неудовольствие тем, что до присутствующих практически не довели содержание программы Троцкого, а с учетом того, что за нее выступал ряд известных партийцев, эта недоработка организаторов подлила масла в огонь. Но наибольший резонанс вызвало выступление другого участника собрания, который раскритиковал соблюдение тогдашним руководством ОГПУ принципа внутрипартийной демократии. По его словам, за открыто высказанные критические замечания в адрес руководства начальники запросто могли сослать критикующего к черту на кулички. Чекист во всеуслышание заявил, что равенство в партии существует только на бумаге, а на самом деле в ней укрепились бюрократы, организовавшие круговую поруку.

Это выступление вызвало в зале настоящий взрыв эмоций. Люди вставали со своих мест и, отчаянно жестикулируя, перебивая друг друга, выкрикивали наболевшее. Кто-то призывал вычистить от бюрократов весь партийный аппарат, кто-то громко требовал дать дорогу молодежи. Шум стоял неимоверный. Климов чувствовал себя в этом кипящем политическими страстями котле несколько неуютно. Он тогда слабо разбирался в сути происходящих дискуссий, в политических программах и платформах. Главное, что его впечатлило и осталось в памяти, — это смелость, с которой этот невысокий, коренастый мужик раскритиковал начальство, и то, как его поддержали собравшиеся. Хорошо запомнились Климову его раскрасневшееся от волнения лицо и звонкий юношеский голос, хотя по виду он был старше Никиты Кузьмича лет на пятнадцать…