Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

— Послушайте, Мотя, если этот молодой человек Эммануил Ласкер, то кого мы проводили в прошлом году в Америку? — мужчина внимательно посмотрел на партнера.

Николай хотел ответить что-нибудь заковыристое, но его уже стала утомлять эта словесная эквилибристика, и он просто развел руками.

— Тогда вы, наверное, очень любите деньги, молодой человек. Выбирайте,— он протянул кулаки с зажатой в одном из них пешкой.

Как и предполагал Прохоров, фасону у партнера было больше, чем мастерства. Через полчаса мужчина развел руками и печально констатировал:

— Если он и не Ласкер, то его ближайший родственник. Ваша взяла. Мотя,— сделал он знак ассистенту и сунул руку в карман. В этот момент Прохоров нагнулся к партнеру и тихо, но внушительно произнес: «Спокойно, гражданин, пройдемте со мной».

— Боже ж мой, он еще и родственник самого МУРа,— мастер поискал глазами Мотю, но того, похоже, смыло дождем.

Прохоров с партнером медленно пошли по аллее. Поравнявшись с комсомольцами, собирающими деньги для испанских детишек, сыщик по-военному скомандовал шахматисту: «На месте стой!» — и подтолкнул к столу. Обрадованные ребята, вскинув кулаки, радостно выкрикнули: «Салуд, камарадос!»

— Приветствуй комсомол,— грозно рыкнул Николай спутнику. Тот промычал что-то невнятное, подняв вверх кулак.

— А теперь клади мой выигрыш в эту дырку.

Партнер, повеселев, сунул купюру в ящик.

— Молодец. А теперь от себя в двойном размере,— и, увидев, что у одессита упало настроение, ускорил это падение внушительным толчком в бок, после чего в ящик полетели две крупные купюры.

— Вот теперь все в порядке,— он притянул мужчину за лацкан пиджака, внушительно порекомендовал ему «не баловать» и отпустил с миром, после чего подмигнул вымокшим комсомольцам, крикнул им: «Рот Фронт!» — и побрел по аллее в свою гостиницу.

Глава девятая

Такое веселье в коммунальной квартире Глебовых случалось три раза в год. Дважды гуляли на революционные праздники — Седьмое ноября и Первомай. И один раз — на Новый год. По всем остальным официальным и неофициальным поводам празднование не сопровождалось столь массовым энтузиазмом и всеобщим застольем. Жильцы, населявшие квартиру, подобрались заводные, но небуйные. Проживание в нескольких комнатах граждан, занимавших определенное общественное положение, к примеру старого большевика, а ныне главного бухгалтера одного из главков Наркомтяжпрома Глебова, комбрига Ласточкина и некоторых других уважаемых товарищей, положительно действовало на тех, кто в конце праздника был не прочь припомнить соседу старую обиду. Так что грубых нарушений общественного порядка в квартире не происходило, что особо отмечалось в отчетах участкового инспектора милиции. Вот и в этот первый майский вечер каждый ответственный квартиросъемщик на своей жилплощади давал волю чувствам. Если в одной из комнат нестройно, но громко пели: «По диким степям Забайкалья», то из смежной доносились модные патефонные фокстроты. В отдельных комнатах запевали и революционные песни вроде «Смело, товарищи, в ногу!», но звучали они по теме праздника,— как правило, лишь в самом начале. Этажом выше над Глебовыми кто-то массивный, громко притопывая, задорно выкрикивал под гармошку: «Я люблю ходить на пруд, там лягушки квакают, я люблю, как девки пляшут, у их титьки брякают». После каждого такого куплета следовал взрыв смеха, дробный женский топот и визгливое уханье.

В комнате Глебовых молодежь тоже не жалась по углам. Под медовое патефонное соло Вадима Козина на пятачке у окна колыхались в танце две пары. Михаил танцевал с той самой девушкой, которая, войдя в квартиру, одарила его цветами и поцелуем. Он видел ее впервые и нашел весьма привлекательной. Девушку звали Зоя, и она, в свою очередь, явно симпатизировала Глебову-младшему. По всему было видно, что Юрий, с которым она пришла в гости, исполнял роль ее верного пажа, и не более того. Сейчас он вышел покурить, а Зоя, танцуя, обменивалась репликами с хозяином дома:

— У вас очень хорошие друзья.

— Так я и сам ничего,— попробовал пошутить Михаил.

— Вы уже подали заявление с вашей невестой?

«Вот так вопросец, не из тучи гром»,— усмехнулся он сам себе.

— Все-то вам скажи,— он плотнее обнял ее за талию.— Вы знаете, насчет заявления мы еще не говорили. Анюта девушка серьезная, хочет чувства проверить.

— А как же… ваши желания? — она посмотрела ему прямо в глаза.

Михаил почувствовал, как краснеет. Надо было что-то сказать, но, как на грех, на ум ничего путного не приходило. Ситуацию разрядила Анюта, с кастрюлей в руках появившаяся в дверях. В кои веки, почувствовав себя хозяйкой, она металась из кухни в комнату, потчуя гостей кулинарным разнообразием Марии Власовны. Она только сейчас осознала, какое это удивительное ощущение — самой принимать и угощать друзей разными солениями да печениями в собственном доме. Конечно, бывало, она помогала тетке принимать соседей, бегала в магазин, убиралась по дому. Но то, что происходило в квартире Глебовых, было у нее впервые, и она старалась изо всех сил.