Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

В разговоре возникла короткая пауза. Парень все больше нравился Свиридову. Искренен, держится спокойно, уверенно. Хорошо воспитан, с развитой речью, чувствуется высшее образование. Сам кандидат в члены партии, плюс отец — старый партиец, а это немаловажно. Есть, есть резон присмотреться повнимательнее. «Но этот неприятный осадок от трагического вечера надо обязательно попытаться нейтрализовать»,— как опытный психолог подумал Федор Ильич. Многозначительно взглянув на Беспалого, который записывал вопросы-ответы, он велел тому вернуться в свой кабинет и оформить разговор официальным объяснением понятого Глебова. Дождавшись, когда сержант уйдет, он вернулся к реплике Михаила о том, как чувство гордости того за Красную Армию после выстрела сменилось непроходимым чувством горечи. Свиридов особо подчеркнул, что, несмотря на наличие изменников и шпионов в рядах высшего командования РККА, армия стала только крепче, освободившись от этой скверны, и так далее. В общем, он говорил то, в чем сам сомневался, но в чем у рядовых советских людей не должно быть никаких сомнений. Он не помнил, когда и от кого услышал выражение о том, что мощь всякого верования оказывается надломленной в тот момент, когда оно отрекается от своей непогрешимости. А он верил в светлое будущее молодого советского государства. Да, труден путь, да, на нем все время встречаются разные заторы и засоры, но идти надо. Ибо если остановимся, тогда конец всем надеждам. Поэтому он будет идти вперед и вести за собой тех, кого одолевают сомнения, как вот этого парня, сидящего напротив. Он взглянул на Михаила и неожиданно оборвал себя на полуслове.

— Вы что-то хотите спросить, Михаил? — осознав, что все это время парень слушал его вполуха, спросил он.

— Да,— было заметно, как тщательно Глебов подбирал слова.— Скажите, товарищ Свиридов, а комбриг Ласточкин… он действительно враг народа?

«Вот так. Коротко, но в самую точку. Это тебе не Ваня Беспалый, с которым все просто и ясно. Что же ему, такому грамотному, ответить? И ведь не боится, мерзавец, бьет не в бровь, а в глаз. Слава богу, что я сержанта отослал». Свиридов медлил с ответом, внимательно глядя на парня:

— Видите ли, Михаил. В этом-то как раз и разобраться надо было. А он... поторопился. Еще вопросы есть?

Михаил отрицательно покачал головой.

— Тогда у меня вопрос. Если мы вас попросим помочь, что вы на это скажете?

— Как помочь?

— Ну, в жизни всякие бывают ситуации, может, и ваша помощь органам понадобится.

— Если понадобится, я готов, только смотря в чем?

«Ишь, как завернул. Не слишком ли ты осмелел, парень». Лицо Свиридова приняло официальное выражение.

— Это как понимать?

— Я к тому, что военному делу я не обучался, так, чуть-чуть. Может, не справлюсь с вашим поручением…

У Свиридова отлегло от сердца.

— Об этом не беспокойтесь, я другое имел в виду… Значит, можно на вас рассчитывать?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. Вы сейчас зайдите к товарищу Беспалому, объяснение вам надо подписать и пропуск отметить. И давайте договоримся, если на работе спрашивать будут, зачем вызывали, скажите как есть: был понятым, случилась беда, идет расследование. Вот и давал объяснение по существу дела. Возьмите на всякий случай мой телефон.

Проводив Глебова до двери и убедившись, что тот зашел к Беспалому, Федор Ильич подошел к окну. «Не била жизнь этого Глебова, вот он и хорохорится. Стоп. Что же ты такое говоришь, коммунист Свиридов? Не понравилось, что парень тебя не боялся? Привык, что в этом кабинете так не разговаривают…» Свиридов подошел к столу, открыл папку с оперативными материалами. «Слушай, а как бы ты себя повел на его месте? Вот то-то и оно, кончай философию, работать надо».

Глава пятнадцатая