«Кто, что я» Толстой в своих дневниках

В своем трактате Толстой предлагает обширный обзор отношений господства и подчинения, написанный в политико-экономических терминах (Главы XVII-XXI). Убедившись на личном опыте в невозможности решить проблемы неравенства деньгами, он обращается к проблеме денег и затем шаг за шагом рассматривает те факторы и учреждения, которые приводят к властвованию одних людей над другими, такие как земля, капитал, труд. При этом Толстой подвергает критике многие установившиеся положения экономической науки. Работник, рассуждает Толстой, лишен земли и орудий труда. Право собственности на землю и на орудия труда - это зло, равноценное утверждению права собственности на личность другого человека (25: 252). Толстой затем дает краткий исторический обзор завоевания и порабощения одних народов другими, от древности к Средним векам и далее. Тема денег остается для него важной. Другая тема вскоре выходит на первый план: насилие человека над человеком, совершающееся под угрозой смерти. «Всякое порабощение одного человека другим основано только на том, что один человек может лишить другого жизни» (25: 271). С этим положением (к которому он возвращается снова и снова) Толстой следует за Гегелем. (По Гегелю, борьба между Господином и Рабом - это борьба не на жизнь, а на смерть; Раб подчиняется именно под угрозой физического уничтожения.) Рассмотрев различные способы порабощения людей насилием, Толстой приходит к утверждению, что в «цивилизованном мире» и сегодня рабство не уничтожено, включая и Америку после освобождения рабов, и Россию после отмены крепостного права: рабство продолжается в других, узаконенных формах, в частности в виде земельного и податного, то есть денежного, порабощения и в форме воинской повинности (25: 279-281). Где есть насилие, возведенное в закон, там есть и рабство (25: 289).

Толстой не называет источники своих рассуждений ни из философии, ни из политической экономии. В черновом наброске к трактату значится, что он не раз обращался к экономической науке и трижды садился, чтобы прочесть «Бастиа, Милля, Ласалля, Прудона и Маркса», но каждый раз бросал книги и говорил себе, что «или я глуп <.> или все, что написано в этих книгах, есть величайший вздор». К такому же выводу он пришел, читая в ходе работы над своей «статьей» современные сочинения по политической экономии (25: 634).

И тем не менее можно предположить, что помимо Руссо и Гегеля Толстой пользовался и Марксом. В частности, использование Толстым понятия «отчуждения», как он применяет его в своем анализе организации труда и отчуждения работника от орудий производства, напоминает идеи Маркса. (Заметим, что, вернувшись в 1900 году в статье «Рабство нашего времени» к теме современного рабства, Толстой уже прямо ссылался на Маркса и что хорошо проработанный экземпляр «Капитала» имелся в яснополянской библиотеке¹¹⁷⁵¹.) Однако для Толстого идея рабства не ограничивается политико-экономичекой сферой. Как и Маркс, он видит сущность рабства в условиях денежного и товарного производства. Как и Гегель, он заинтересован не только в диалектике социальных отношений, но и в философском смысле отношений «я и другой». Еще больше его интересует моральная сторона проблемы. Более того, как мы увидим, для Толстого за диалектикой Господина и Раба стояли и отношения Бога и человека.

Закончив свой обширный политико-экономический экскурс, Толстой возвращается (в главе XXII) к тому, что является для него главной проблемой: его собственное положение в этой системе отношений. «Я захотел помогать несчастным <...>» - вот начальный пункт рассуждений Толстого (25: 291). Желая помочь несчастным, он начал давать деньги, но вскоре увидел, что это нелепость. Толстой затем предлагает читателю теоретическое рассуждение о том, что есть деньги, но не для того, чтобы рассуждать, а для того, чтобы разрешить жизненно необходимый вопрос «что делать?» (25: 291-292). Он приравнивает свое нынешнее положение к положению рабовладельца:

Когда я был рабовладельцем, имея крепостных, и понял безнравственность этого положения, я вместе с другими людьми, понявшими то же, в то время старался избавиться от этого положения. <.> То же самое я не могу не делать относительно теперешнего рабства <.> (25: 293).

Ответ на вопрос «что делать?» предлагается (в главе XXIII) в экономических терминах:

Я сделал следующий простой вывод: что для того, чтобы не производить разврата и страданий людей, я должен как можно меньше пользоваться работой других и как можно больше самому работать (25: 295).

Затем Толстой переводит это положение на язык евангельских заповедей:

Для того, кто точно искренно страдает страданиями окружающих его людей, есть самое ясное, простое и легкое средство <.> то самое, которое дал Иоанн Креститель на вопрос его: что делать, и которое подтвердил Христос: не иметь больше одной одежды и не иметь денег, т. е. не пользоваться трудами других людей. А чтобы не пользоваться трудами других - делать своими руками все, что можем делать (25: 295).