Кто дал вам музыку?

Лили беспомощно стояла возле кровати. Пожалуй, лучше рассказать ей о мистере Ноулсе при Фреде, а сейчас, наверное, больше ничего говорить не стоит, нужно сначала посоветоваться с доктором.

— Обязательно, — сказала она. — Я бы принесла ее тебе сегодня, только я немножко… как бы тебе сказать… немножко растерялась…

Клодина и сама бы не могла объяснить, почему признание тети Лили, которое месяца два назад привело бы ее в ярость и вызвало бурю протестов и слезы, теперь дало ей странное чувство облегчения, словно она долго хранила давно надоевшую ей тайну, о которой, однако, не хотелось никому рассказывать, и вдруг кто-то об этой тайне узнал и с нее спала тяжесть. А что, в полудреме подумала она, закутываясь в одеяло, это даже лучше, чем таблетки, которые каждый вечер заставляет глотать сестра и после которых медленно уплываешь в сон, будто тебя уносит в темноту венецианская гондола. Слушая удаляющиеся по коридору шаги тети Лили, Клодина решила, уже совсем засыпая: «Ну, вот и все, теперь моя болезнь скоро кончится…»

Когда Клодина проснулась, отдохнувшая и посвежевшая, она вспомнила, какая мысль мелькнула у нее перед тем, как ей заснуть. Она оказалась права — болезнь кончилась. Теперь Клодине не терпелось вырваться из больницы, но странное дело: как только она вновь начала обращать внимание на окружающих, она заметила у тети Лили признаки той самой болезни, от которой только что начала поправляться сама.

— Надеюсь, тетя Лили не заразилась от меня, — сказала она как-то отцу, когда они были дома одни, потому что тетя Лили снова начала работать в библиотеке.

— Что ты болтаешь, заяц? — удивился отец. — Температуры у нее нет, голова не болит, она вон даже опять ходит в библиотеку.

— Так-то это так, только она сделалась рассеянная, как я, когда заболела. А знаешь… ты тоже стал рассеянный.

Отец отвел глаза. Что-то происходит, Клодина больше в этом не сомневалась, вот только что? Отец упрям, как все взрослые, и выспрашивать его бесполезно.

Подозрения Клодины подтвердились, когда однажды в пятницу тетка затеяла такую уборку, какой на ее памяти в их доме никогда не производилось. Но это не все: тетя Лили купила Клодине новый вельветовый комбинезон и свитер. Она велела ей надеть все это в субботу утром. Сама она тоже вышла во всем новом и с двумя ярко-красными пятнами на щеках — то ли от румян, то ли просто от волнения.

— Разве сегодня Четвертое июля?[6] — спросила Клодина и сразу же раскаялась, потому что тетя, видно, очень огорчилась.

— Ты ведь знаешь мою подругу Джо, — торопливо проговорила она. — Так вот, Джо приедет к нам сегодня со своим шефом, мистером Ноулсом. Он хочет с тобой познакомиться.

— Со мной?!

Клодина решила, что ее разыгрывают. Но все оказалось правдой. Когда Джо с мистером Ноулсом уселись наконец в его белую спортивную машину, Клодина не стала ждать, пока они отъедут, а бросилась искать Робина, которому вход в дом, а тем более на чердак, был на этот день заказан.

— Он необыкновенный человек, такой высокий и сутулый, в изумительных ботинках, — сообщила она Робину, наконец-то отыскав его в домике на старой орешине. — Наверное, он их делал на заказ, из такого материала, каким обтягивают репродукторы, весь маленькими пупочками.

— И что в этом необыкновенного?

— Он хочет напечатать мою книгу.

— Какую книгу?

Клодине пришлось рассказать ему о календарях все сначала. Она сама почти забыла эту историю, и только мистер Ноулс вновь о ней напомнил.

— Подожди, — рассудительно прервал ее Робин, — не тараторь. Ты говоришь, этот тип приехал сюда из самого Нью-Йорка только затем, чтобы поглядеть на старые календари, которые я тебе отдал? И только потому, что ты в них что-то написала?

— Он уже все прочитал. Он хочет назвать книгу «Дневник Клодины». Говорит, что давно не читал ничего подобного. И что я самый молодой писатель, который написал настоящую большую книгу.

— Тебе за нее заплатят?

— Не знаю, мы о деньгах не говорили. Если заплатят, папа положит их на мое имя в банк. Мистера Ноулса больше интересовало, как я писала дневник и где. Он заставил меня отвести его на чердак и все показать.

Робин подозрительно глянул на нее.

— Ты что же, рассказала ему обо мне и о наших домиках?

— Чуть-чуть. Я только сказала ему, что эти календари дал мне ты. Домики его не интересовали, он просто хотел убедиться, что я все написала сама.

— А кто еще мог написать? Не я же!

Клодина пожала плечами.

— Ах, какая разница! Я сказала ему, что ты мой лучший друг и поэтому подарил мне календари, а он сказал, что, если я хочу, я могу посвятить книгу тебе, а не папе или тете Лили.

Но Робин уже потерял интерес к тому, что рассказывала ему Клодина, и она на него не обиделась, потому что и сама не понимала, как это люди, тем более такие солидные, могут всерьез интересоваться их играми. Робину пришла в голову грандиозная идея: запрудить ручей, протекающий за домом Уэлсов, и устроить рыбный садок.