Читаем Кто, если не ты? полностью

— Что?..

— Ленин в Смольном жевал ржаные корки!

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего особенного! Если ты не можешь выстроить дом, то ты можешь хотя бы поменяться с Лапочкиным квартирой.

— А остальных? — Максим Федорович поднялся.— Остальных ты тоже собираешься вселить сюда?

-—Там будет видно! Но так... Так было бы по крайней мере честнее для коммуниста!.. Я думаю!..

— Я думаю! — Максим Федорович приблизился к сыну.— Кто дал тебе право все это думать?

«Бугров, наверное, сказал бы: Революция! — Игорь тоже встал.

— Так вот... Сначала вы сами что-нибудь сделайте для революции, а уж потом — потом! — требуйте жертв у других!

— И сделаем!

— Сделайте! Я в ваши годы уже кое-что сделал!..— крикнул Максим Федорович и широко и быстро шагая, вышел. Когда Любовь Михайловна —ароматная, красивая, в изящном платье — вбежала в гостиную, Игорь сидел в кресле, развернув перед собой газету.

— Что здесь произошло?.. Вы поссорились?..

— Ничего,— сказал Игорь.— Мы обсуждали результаты последнего хоккейного матча.

— Так одевайся—уже пора!

— Я не иду в театр, мама,— процедил Игорь.— Я вспомнил, что завтра у нас сочинение, надо готовиться...


Когда через два дня к нему подошел Боря Лапочкин, отозвал в сторонку и с беспокойством сообщил:

— К нам комиссия приходила... Насчет квартиры... Ты с отцом говорил?..

Он сказал:

— Нет.

— Вот и хорошо,— облегченно сказал Борис.— А то отец все матуху ругает... Так ты смотри — ни полслова!..

— Ни полслова,— сказал Игорь.


24

Близилась генеральная. Директор сказал, что на нее придут, представители районо, райкома комсомола, учителя — и все решится...

Дипломаты клеили цилиндры, запасались гримом, дозубривали тексты. Клим нервничал. Он не был уверен ни в чем — ни в пьесе, ни в артистах. Перед генеральной, на последнюю репетицию не явился Лешка Мамыкин.

Он играл одну из главных ролей. Взбешенный Клим помчался разыскивать его вместе с Лапочкиным, который знал Лёшкин адрес; Клим всю дорогу ругался:— Ну и Мамыкин!.. Вот свинья!..

Иногда ему начинало казаться, что с Лешкой случилось нечто ужасное и спектакль погиб. Но Лешка сидел дома как ни в чем не бывало и читал «Тайную войну против России», которую накануне дал ему Игорь.

Из соседней комнаты вышел отец Лешки — такой же рослый, крепкий, как и сын, с такими же маленькими глазками в узких щелках припухших век.

Тот поднялся, глядя в пол, сказал:

— Я пойду, папаня?..—и как-то боком, неуклюже двинулся в угол, где висела верхняя одежда.

— Сядь, Лексей! — грозно прикрикнул отец и снова, понизив тон, обратился к Климу: —А вы, молодые люди, в чужом дому свои порядки не заводите...

Клим еще пытался ему что-то объяснить, но Лешка, с неожиданной резвостью сорвав с гвоздя фуфайку, метнулся в дверь. Лапочкин и Клим настигли его уже на улице. Им вдогонку сиплым лаем захлебнулась овчарка.

— Чего это он у тебя?..— спросил Борис, едва переводя дух .

-— А ну его...— нехотя отмахнулся Лешка.

Они помчались в школу. Дорогой Клим пробовал вспомнить, что его поразило у Лешки в доме, но так и не вспомнил. Он был слишком возбужден мыслями о пьесе.

Когда они вернулись в школу, репетиция шла полным ходом. Представители Греции, Турции, Норвегии, Дании, Бенилюкса разгуливали по сцене, ожидая начала Парижской конференции.

— Руки! — покрикивал Игорь.— Что вы суете руки в карманы? Заложите за спину, возьмите трость! Мученье, а не дипломатический корпус...

Клим забрался в самый последний ряд полутемного зала. Он смотрел на сцену, и ему хотелось плакать. Какой позор! Это — его пьеса! Дребедень! Бессмысленная дребедень! Унылая, сухая, без малейшего проблеска! Ну кого рассмешат эти кривляния Красноперова? А Чан Кай-ши? Ну и генералиссимус... Или Бидо! Мишка пыжится, но какой из него дипломат!.. И он, Бугров,— автор!..

Но ребята ничего не замечали. Наоборот, закончив репетицию, они столпились у рояля и под аккомпанемент Игоря хором исполнили арию Маршалла с припевом «Все хорошо, прекрасная маркиза». Клим выбрался из своей засады.

— Люди,—сказал- он,—разве вам еще не ясно, что завтра мы провалимся с треском?

Ему весело возразил Калимулин в турецкой чалме из полосатых банных полотенец:

— Сыкажите, пачитенные лэди и дыжентельмены, пачиму этот человек порытит мне насытроение?..

— Нет, правда...— сказал Клим.

Красноперов ударил по крышке рояля:

— Паникуешь! И пьеса хорошая — ни у кого такой нет! И играем... Конечно, не МХАТ, но и не хуже других! А во всех школах девочки только и спрашивают: когда поставим? Я сам слышал!

— Все равно...

Мишка предложил:

— Братцы, давайте отлупим Бугрова! — и наскочив на Клима, облапил его и повалил на пол.

— Мала-куча! Куча-мала!— завопил Витька Лихачев, Через несколько секунд Клим барахтался под грудой тел.

— Да пустите же, черти!

— Автора — на мыло! Бугрова—на мыло! — визжал Игонин.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее