Кто, если не ты?

— Ну, Клим... За тобой не угонишься. А я думаю, чего...

Он вгляделся в Клима и как-то изумленно выхаркнул застрявший в горле смешок.

— Постой-ка, Клим, ты чего?..— он придвинул к себе Клима, как будто что-то мешало ему видеть.

Клим резко вывернулся и запетлял в редеющей толпе.

— Клим!..

К черту! Всех — к черту! Он — прокаженный! «О чем вы говорили с Мамыкиным?» Ни о чем! Завтра потащат Лешку: «Вы были заодно с Бугровым...» От него во все стороны расползаются микробы. Не надо! Ни с кем ни слова! Вывесить череп и кости — как на трансформаторной будке: «Опасно для жизни!» Опасно!..

Он бежал каким-то сквером, в аллее темнела пустая скамейка. Он бросился на скамейку, прижался к ее деревянной груди. Ах, если бы он умел плакать! Если бы все внутри не было выжжено, как Сахара! Он бил кулаком по тонким ребрам скамьи — от боли в кулаках становилось легче. Кого жаль — Мамыкина? А кто предал? Может быть, Мамыкин? Или... Все — предатели! В чем? В чем его предали?.. Он сжал голову, пальцы схлестнулись на затылке..

Сколько он так просидел?

В аллее показалась пара.

— Ах, здесь кто-то есть! — вскрикнула она, когда они подошли к скамейке.

— Ничего.

Он загородил ее от Клима своей спиной.

Жизнь шла своим чередом.

Приторный аромат петуний наполнял воздух. Где-то журчал фонтан. Парочка напряженно молчала, выжидая полного уединения.

Клим вдруг ощутил нестерпимый, сосущий голод и вспомнил, что ничего не ел с самого утра.

У Мишки еще не спали. Стучала швейная машинка. Мишка читал, навалясь грудью на стол и близоруко уткнувшись в книгу. Он поднялся навстречу Климу и безмолвно уставился на него, будто не доверяя собственным глазам.

— Те же — и Мартын с балалайкой,— сказала тетя Соня, отрываясь от шитья.— Где это ты шатаешься по ночам? Твой дружок прямо извелся — весь вечер только и знает, что бегает да ищет!..

...Ищет... Долго же пришлось бы ему искать...

— Между прочим,— сказал Клим как можно легкомысленней,— у вас в передней стоят калоши. Я их съем в сыром виде, если вы мне не дадите чего-нибудь пожевать...

Никто ничего не заметил. Тетя Соня остановила машинку и поглядела на него поверх очков.

— Где же ты все-таки пропадал?..

Где? Где? В самом деле, где?

— По заданию райкома... Долго рассказывать...— он в упор смотрел на Мишку — Мишка отвел глаза, принялся катать по клеенке хлебный шарик.

— Горе ты мое горькое! — сказала тетя Соня.— Где это слыхано — так мучить ребенка! Чтоб им повылазило...

Хлопнув себя по толстеньким бедрам, тетя Соня выкатилась на кухню, загремела кастрюлями.

Клим сел. Тикали ходики. В соседней комнате посапывали во сне Борька и Оська. Мишка нашарил в буфете сухую воблёшку и ломоть хлеба, положил перед Климом и сам присел напротив, продолжая сосредоточенно катать мякиш. Он ни о чем не расспрашивал. Он ничего не знал. До прихода Клима он читал Циолковского — как добраться до Марса и Венеры. За тонкой стеной пробило двенадцать. С тех пор, как они расстались в библиотеке, прошло семь часов. Семь суток. Семь столетий. Почему он ни о чем не спросит?

Неужели поверил насчет райкома?.. Мишка упорно не смотрел в его сторону. Клим зубами отдирал кожицу, твердая рыбешка царапала глотку. Он представил себе, как рыхлые Мишкины губы сначала растянутся в недоверчивой улыбке, потом замрут, потом запрыгают, задергаются, как будто по ним пропустили электрический ток... Может, не надо ему ничего говорить? Милый, славный Мишка! Весна разукрасила его лицо, как яичко кукушки, нет живого места: ну и веснушек! Зачем он искал? Написать диктант? Пусть думает о Венере и пишет диктанты. Что Мишка? Капитан даже почти не расспрашивал о нем.

— А суп?— первый раз за все время Мишка выдавил из себя слово.

— Не хочу. Я уже сыт.

— Я провожу,— сказал Мишка.

— Куда же вы? — донеслось с кухни...

Прохожих почти уже не встречалось, но Клим, инстинктивно избегал освещенных улиц. Он свернул в темный переулок. Мишка безропотно следовал за ним. Он не спросил, почему Клим выбрал не самый короткий путь, напрямик ведущий к дому. Как обычно, он шел, приотстав на четверть шага, втянув голову в широкие плечи. Нет, хорошо, что с ним пошел Мишка — ему невмоготу больше нести одному этот страшный груз. Но как объяснить, чтобы Мишка не принял всего за шутку? Клим медлил, не решаясь нанести удар. Ему показалось, он не расслышал или не понял.

— Что ты говоришь?..

Мишка прочистил горло, сплюнул.

— Говорю, они тоже были там...

— Кто — они?

— Майя с Кирой. Игорь тоже. Я весь город обегал — никого... И у тебя два раза...

Клима пробил озноб. Он схватил Мишку за рукав, затряс:

— Где — там? Где — там?

— Ну, там... Что ты, не знаешь?..

Он улыбнулся жалко и растерянно...

Как щука, брошенная в садок, в голове всю дорогу билась одна мысль: что, если им было еще хуже, чем ему? И за что их? Ведь это он во всем виноват, он один! Кира... Майя... Игорь... Как они смеют! А он-то, он-то, дурак, еще гордился: один за всех пострадал!..

Вдруг он остановился так резко, что Мишка налетел на него.