Кто эта женщина?

Лариса нехотя возразила себе: «Ну, почему же? Лучше уж быть смешной, чем лютой… Смех здоровее ненависти». И поморщилась: все одинаково противно. Сама мысль о старости противна. Конечно, сейчас, когда временные границы заметно сдвинулись и шестидесятилетние женщины причисляли себя к среднему возрасту, Ларисе было рано пугаться дряхлости. И эти мысли родились единственно от желания отхлестать себя плетьми… Но удержаться от самобичевания было непросто, и Лариса с наслаждением причиняла себе боль. Как будто это могло как-то облегчить страдания сына…

– Только не казни себя, – услышала она его голос и очнулась.

Глядя на мать с верхней ступеньки лестницы, Антон покачал головой:

– Не бойся, никаких больше истерик. Я во всем виноват. Не надо было уступать Илье. Я должен был биться за нее…

У Ларисы радостно затрепетало в груди.

– Еще не поздно! Теперь – тем более…

Пояснять последние слова она не стала, это было выше ее сил. Антон и сам все понял. Но сказал о другом:

– Она ведь дала мне понять, что не будь Ильи, я мог бы надеяться… Теперь его как бы нет…

– …а она есть, – уверенно подхватила Лариса и встала. – И мы найдем ее.

Сын усмехнулся – как-то вбок, то ли сомневаясь, то ли жалея ее. И у нее сразу закололо в висках: «Найдем, а что дальше? Разве Кира справится с собой, если Илья всегда будет рядом? Они изведутся все… И я тоже».

Но, спускаясь, Антон произнес слова, от которых повеяло жизнью:

– Знаешь, мам, а я ведь не так уж привязан к этому городу… Мне не составит труда перебраться и в Подмосковье…

– А знаешь, что я тебе скажу, сын. – Она остановила его, удержав за плечо, и серьезно проговорила, впервые за долгое время глядя на Антона сверху. – Мы ошиблись, выбирая тебе роль. Ты не кот. Ты настоящий пес – в лучшем смысле этого слова. Потому что ты умеешь любить…

* * *

Отвоевав паспорт, Кира подумала: «Ну вот, уже есть чем гордиться!»

На катерке прокатчиков она съездила в сопровождении одного из них к тем скалам, где осталась одинокая лодка. Солнце уже коснулось воды, и море покрылось красноватой рябью. Свободно и жадно дыша всей грудью, Кира незаметно для себя вытянула шею навстречу закату: ей вдруг почудилось, что солнце проводит сегодняшний обряд специально для нее. Загадочный вчерашний день уходит в прошлое, а завтра взойдет новая реальность, омытая морскими волнами.

Ее вдруг охватил такой восторг, даже петь захотелось! И если бы катером не управлял краснолицый Боцман, как она окрестила его про себя, наверное, Кира решилась бы… Но она уже выслушала от него тираду о неумехах, которые воображают себя пиратками, а потом теряют судно – не хватало еще терзать его слух. Обижаться было не на что, Кира понимала это и улыбалась старику, который заметно размяк за время их короткого путешествия. И когда они, взяв лодку на буксир, возвращались в город, травил байки про своего кота, который выходил с ним в море на рыбалку.

– Веришь – нет, когтищами прямо с крючка срывает! Пока не нажрется – никакого улова.

Кира хохотала, слушая его, а прощаясь, чмокнула обветренную щеку:

– Привет вашему котику!

Что-то связанное с кошачьим племенем мелькнуло в памяти… Показалось – очень важное. Но Кира не успела ухватить это воспоминание, и оно ускользнуло, оставив лишь смутную тревогу. Но отделаться от нее не составило труда, ведь с паспортом в руках она обрела полную уверенность в том, что сможет вернуться домой. Уж деньги ей родители вышлют, если в комнате не найдется набитого кошелька.

И его действительно не нашлось… Наверное, сумка была с ней в лодке, только осталась в море.

– Зачем я потащила с собой все деньги? – пробормотала она озадаченно. – И как ухитрилась вывалиться за борт с сумкой?

Этого вспомнить никак не удавалось, но Кира не паниковала – в памяти проступило уже достаточно деталей ее мира, и пазлы сложились. Забывшимся можно и пренебречь… Правда, Киру озадачило, что квартирную хозяйку удивило ее возвращение, и весь вечер Людмила Васильевна обращалась с ней как с больной, сочувственно подсовывая то персик – «прямо с веточки!», – то миску с виноградом.

«По мне так заметно, что я чуть не стала утопленницей?» – на Киру накатил смех, ведь чувствовала она себя отлично. Вот только непонятно, откуда на коленке шрам… Но она всегда так мало заботилась о внешности, что не особенно расстроилась.

Зато прояснилось, почему ее так зацепила мысль о кошках: по двору Людмилы Васильевны их слонялось несколько. Одни возлежали на каменном заборе, другие свешивались с деревьев, точно плоды разных расцветок.

– Настоящее кошачье царство! – воскликнула Кира и поймала себя на ощущении, что уже произносила это когда-то.

– А как же, – откликнулась хозяйка. – Царевны и есть… Кисоньки мои. Уже откушали – отдыхают. Вы, Кирочка, наверное, тоже прилечь хотите?

– Хочу, – неожиданно обнаружила она. – Глаза слипаются. Хотя днем я вроде вздремнула.

– Ложитесь-ложитесь. Сон все лечит. И физические недуги, и душевные. Меня вот когда в блокаду из города вывезли, я, говорят, круглые сутки спала…

Кира застыла на пороге:

– Из Ленинграда?!