Кто готовил Адаму Смиту? Женщины и мировая экономика

Фон Нейман родился в Будапеште в 1903 году и вырос в период, когда город переживал блистательный расцвет: учёные, писатели, художники, музыканты и толпа полезных, интересующихся искусством миллионеров. «Что ты подсчитываешь?» – говорят, спрашивал шестилетний фон Нейман у матери, когда та с рассеянным видом смотрела перед собой.

На самом деле его звали Янош, но все называли его Джонни. Папа-еврей был банкиром. Титул он купил, но сам им не пользовался – берёг для сына. В восемнадцать лет Джон фон Нейман перебрался в Берлин и далее в Цюрих, чтобы изучать химию. Со временем получил учёную степень по математике. Приближалась великая война, и в конце концов фон Нейман оказался в американском Принстоне, где начал сотрудничать с австрийцем Оскаром Моргенштерном. Последний находился в Штатах, когда Гитлер аннексировал его родину, так что он решил остаться по другую сторону Атлантики. Дедом Моргенштерна по матери, если верить слухам, был Фридрих III, император Германии.

В 1945 году, через год после того, как фон Нейман и Моргенштерн опубликовали свою новаторскую книгу, Джон фон Нейман вошёл в состав комитета, который должен был решить, на какой из японских городов следует сбросить только что изготовленную в Америке атомную бомбу. Фон Нейман курировал расчёты: прикидывал число погибших, расстояние до земли, оптимальное распространение излучения и наиболее эффективную смерть.

Первый выбор был сделан в пользу Киото. Но министр военных дел его отклонил. Бомбить культурный и исторический центр было слишком из чисто гражданских соображений. И в 08:10 с высоты 600 метров бомбу сбросили на Хиросиму. Бомбу звали «Малыш». Жар в 5000 градусов плавил дома, от ветра рушились мосты, здания разлетались в щепки. Тысячи горящих людей с изорванной в лохмотья кожей с криком бросались в реку Оту и тонули, превращаясь в гору неузнаваемых трупов. Потом пошёл радиоактивный дождь. Выжившие в огне умерли от воды. Последующие месяцы смерть распространялась всё бо́льшими кругами, как трупные пятна на коже.

Через несколько дней бомбу сбросили на Нагасаки.

Вторая мировая закончилась, в мире началась холодная война. Теория игр Джона фон Неймана была всосана духом времени. Или наоборот. В царившем политическом климате они подошли друг другу как перчатка руке. Человек экономический облачился в плащ и затесался среди шпионов в борьбе сил Востока и Запада. Жизнь и смерть планеты определял следующий ход шахматной партии между США и Советским Союзом. Это было до интернета и транснациональной террористической сети, и, чтобы сообщить, что противники хотят уничтожить друг друга, надо было звонить по красному телефону. Будущее закрывается на следующий логический запор. Освободительная клаустрофобия. Все – пленники одной и той же дилеммы; противники, сидящие за шахматной доской и перемещающие пешки под действием тяжелой обязательной рациональности.

Говорят, существует мир, в котором Хиросима неизбежна. Его придумали блистательные умы прошлого века, его выразили математически.

Ранняя теория игр рассчитала способ победить Советский Союз – эту страну надо было единым махом сравнять с землёй при помощи атомного оружия, чтобы Советский Союз не успел единым махом сравнять с землёй Америку. То, что Советский Союз умрёт от комбинации причин – и мирные демонстрации, и параболические антенны, и польский папа, и чудовищная катастрофа на атомной станции, и рок-н-ролл, и чешский драматург, и политики из Лейпцига, отказавшиеся в один прекрасный понедельник стрелять в людей, – об этом модель ничего не говорила.

Мысль, что конфликты и война обладают чисто рациональными преимуществами, живёт и поныне. И хотя места проведения соревнований по межгосударственному армреслингу называются теперь не Берлин, Вена и Варшава, а, скорее, Кабул, Тегеран и Пешавар, специалисты по теории игр по-прежнему настаивают, что вместо изучения особенностей конфликтов мы должны в первую очередь рассматривать те факторы, которые делают войну рациональной независимо от контекста. Они имеют в виду, что мы должны изучать войну так же, как «изучают рак». Не надо лечить конкретных пациентов, не надо углубляться в особенности конкретного заболевания – надо просто наблюдать за тем, как ведут себя раковые клетки.

Война рациональна, иначе бы её не было. Решение, которое позволит рациональным экономическим людям прекратить воевать, элементарно – надо «поднять стоимость» войны. Человек экономический прибегает к насилию, только когда нет более дешёвого решения. Так давайте дадим ему такое.

Хотя с отправной точкой, разумеется, есть проблемы. К примеру, терроризм.

«Я не знаю, что они хотят, и это меня тревожит», – констатировал эксперт по теории игр Роберт Ауманн перед вручением ему Нобелевской премии по экономике за 2005 год.